В тот вечер я сел с ним и провел урок правописания. Но оказалось, что я не мог ничего сделать, чтобы он смог усвоить этот урок. Я думал, что у нас что-то получается. Но когда я закрыл учебник и стал задавать ему вопросы, он не смог ничего ответить.
Сначала я подумал, что просто уже слишком поздно, было одиннадцать часов. Мальчик устал, и я сказал ему идти спать.
– Разреши мне отдохнуть пять минут, – сказал он мне, – И я буду знать урок.
– Хорошо, – сказал я.
Затем я пошел в кухню выпить стакан воды. Через несколько минут я вернулся в гостиную. Эдгар был там, заснув в кресле, с учебником вместо подушки. Я засмеялся и потряс его. “Вставай, старик” – сказал я, – “пора идти в кровать.”
Он сразу проснулся и сказал: “Спроси меня урок. Я теперь его знаю”. Я был уверен, что это не так, но всё-таки спросил его несколько слов. Он правильно произнес их по буквам. Я спросил его еще, он знал и это тоже. “Спроси меня что-нибудь из учебника”, – сказал он.
Казалось, он взволнован. Я пробежался по учебнику, и всё, что я ни спрашивал, он знал это.
Тогда он начал говорить мне, какие другие слова были на странице рядом с теми словами, что я спросил его, и какие картинки были на страницах. Он знал книгу, как будто она была у него в руках и он смотрел на нее.
Доктор Мюнстерберг наклонился вперед. “Какое было его объяснение?” – спросил он. “Благодаря чему он это сделал?”
– Все, что я мог из него выудить, так это то, что он внезапно чувствовал тем вечером, что если он поспит хоть немного на этой книге, он будет знать урок. И он так и сделал.
После этого он спал на всех своих уроках и знал их все отлично. Он начал прыгать через классы, как на скакалке.
– Его память об этих уроках, она сохранялось? – спросил доктор Мюнстерберг.
– Никогда не забывал ни одного из них. Даже по сей день он их помнит.
– Очень интересно. А вы не помните каких-нибудь необычных случаев при его рождении, или в его юности, до этого?
– Ничего, кроме грудного молока.
– Грудного молока?
– Он кричал целый месяц после того, как родился. Никто не понимал в чем проблема. Тогда старая Пэтси Кейси – цветная женщина из дома моего отца, бывшая рабыней – пришла и попросила у моей жены иглу. “Прокипятите ее сначала” – сказала она. Потом она взяла ее и проколола небольшое отверстие в соске каждой груди. После этого ребенок никогда больше особо не кричал.
– Я слышал о таком, – сказал доктор Мюнстерберг, – когда изучал медицину.
– Вы в самом деле медицинский доктор или доктор философии? – спросил доктор Кетчам. Это был улыбчивый человек лет тридцати пяти, с быстрыми движениями и ясными глазами.
– О, да, – сказал доктор Мюнстерберг, – у меня есть медицинская степень. Я учился в Лейпциге и в Гейдельберге.
– Тогда я могу рассказать вам о некоторых из моих случаев? – сказал доктор Кетчам.
– Мне больше всего интересно знать, к какой школе медицины его можно отнести, – сказал доктор Мюнстерберг. – Для ребенка Дитрих он предписал остеопатию.
– Он использует все школы, – сказал доктор Кетчам, – и часто для одного случая. Он иногда предписывает остеопатию вместе с электрическим воздействием, массажем, диетой и приемом препаратов внутрь.
– Иногда он призывает к травам, которые трудно достать, или к лекарствам, о которых мы не слышали. Иногда это только что поступило на рынок, а иногда этого еще не было на рынке.
– Кажется, он всегда знает все, – сказал доктор Мюнстерберг. – Вы могли бы сказать, что он, возможно, говорит… от имени разума вселенной?
Доктор Кетчам закивал глубокомысленно.
– Я часто так думаю, – сказал он. – В одном из самых ранних чтений речь шла о составе, названном “масло из дыма” (Oil of Smoke). Я никогда не слышал об этом, в наших аптеках этого тоже не было.
Не было этого и в фармацевтических каталогах. Мы предприняли другое чтение и спросили, где это можно найти. Было дано название аптеки в Луисвилле. Я телеграфировал туда, спрашивая о препарате – менеджер аптеки телеграфировал обратно сообщением, что у него этого нет и он никогда не слышал об этом.
– Для чего это было нужно? – спросил доктор Мюнстерберг.
– Для мальчика с незатягивающейся раной ноги, – ответил доктор Кетчам.
– Мы сделали третье чтение. На этот раз была обозначена полка где-то в глубине Луисвильской аптеки. Там, где-то за другими препаратами, которые тоже были названы, будет найдена бутылка “масла из дыма” – так было сказано в чтении. Я телеграфировал информацию менеджеру Луисвильской аптеки. Он телеграфировал обратно: “Нашел”. Бутылка прибыла через несколько дней. Она была старой, со стершейся этикеткой. Компания, которая делала препарат, прекратила свой бизнес. Но это было именно то, что было названо в чтении – “масло из дыма”.
– Очень интересно, – сказал доктор Мюнстерберг. – Очень интересно.
Лесли Кейси прочистил горло и снова плюнул в плевательницу.
– Я помню случай, – сказал он, – когда мальчик был в Баулин Грин…
***
Молодой человек сидел за кухонным столом в доме Кейси на Западной Седьмой Улице, с несчастным видом смотря на чашку кофе, стоящую перед ним. Его мать, женщина седыми волосами и утомленным, миловидным лицом, сидела напротив него, смотря на его поникшую голову и сутулые плечи.
– Я не знаю, что случилось с той парой калош, что у тебя были, – сказала она. – Тебе повезет, если ты не простудишься, пройдя две мили сюда и две мили обратно в метель, не имея на ногах ничего кроме этих легких ботинок.
– Когда я вышел, снега еще не было, – сказал он.
– В любом случае тебе нужно носить калоши. Земля такая холодная и влажная, даже когда нет снега. – она улыбнулась.
– В любом случае я рада, что ты пришел. Приятно тебя увидеть. Я знаю, что ты очень много работаешь, и много времени проводишь с Гертрудой. Тебе не стоило даже беспокоится о том, чтобы говорить с этими людьми, которые приезжают сюда, чтобы сделать так называемые “исследования”. Если ты спросишь меня, я думаю, что большинство из них ещё большие фальшивки, чем те бедные души, которые они пытаются сбить с толку. Они получают немного знаний, а затем бегают вокруг, пытаясь превзойти окружающих.
– Он не беспокоил меня, мама, за исключением того, что я сам начал снова себя беспокоить. Я могу встать на его точку зрения: задавать мне вопросы и сравнивать ответы с тем, что как он знает, считается правильным для науки. Я все больше и больше понимаю, что единственный ответ, который полностью удовлетворит его, так это то, что я являюсь сумасшедшим.
Его мать закивала.
– Они считают, что вещи, которые случились во времена Библии и святых, не могут случиться сейчас, – сказала она.
Он грустно качнул головой, соглашаясь с ней.
– Предположим, что я бы сказал ему, – доктор Мюнстерберг, когда я был еще совсем молодым, я привязался к Библии. Я решил читать ее каждый год в течение всей своей жизни. Когда мне было двенадцать лет, я прочитал ее в двенадцатый раз… хотя, я просто пролистывал большую ее часть, читая только любимые вещи.
– Я построил себе игрушечный дом в лесу на ручье, который пробегал через земли Кейси, петляя в ивах. Каждый день я шел туда, чтобы почитать свою любимую книгу. В один весенний день, когда я читал историю Маноя[14] в тринадцатый раз, я поднял голову и увидел, что передо мной стояла женщина.
– Я подумал, что это была моя мать, пришедшая, чтобы увести меня домой для каких-нибудь хозяйственных работ. Но я увидел, что это была не моя мать, и что у нее на спине были крылья. Она сказала мне: “Мальчик, твои молитвы услышаны. Скажи, что ты хочешь больше всего, и я смогу дать тебе это”. Я был очень напуган, но через минуту сумел сказать: “Больше всего я хочу быть полезным для других людей, особенно для детей”. Затем она исчезла.
– Предположим, я расскажу ему это и то, как на следующий день в школе я не мог выучить урок правописания и меня оставили после уроков, и как той ночью я уснул на учебнике правописания и после того, как проснулся, знал все, что было в книге. Что бы он сказал на это?
14 Маной – библейский персонаж, отец Самсона.