ФБР столкнулось с загадкой: зачем федеральному судье с заработком сто семьдесят четыре тысячи в год такое надежное и тщательно спрятанное вместилище для ценностей? К моменту смерти у судьи Фосетта было пятнадцать тысяч долларов на текущем счете, шестьдесят тысяч на депозитном сертификате с доходностью менее одного процента в год, тридцать одна тысяча в фонде облигаций и портфель акций с изначальной стоимостью сорок семь тысяч долларов, последние десять лет неуклонно дешевевший. Он откладывал средства на старость по плану 401(К) и располагал стандартным пакетом льгот, предназначенных для высших государственных чиновников. Долгов у него практически не имелось, состояние дел было самым благоприятным. Главной его гарантией являлась должность. Конституция позволяла занимать ее пожизненно, и прекращения выплат заработной платы не предвиделось.
Семья миссис Фосетт владела солидным акционерным банковским капиталом, но судья не имел к нему отношения. После того как супруги разошлись, у него тем более не могло быть на него никаких видов. Вывод: судья был обеспечен, но далеко не богат. Зачем такому сейф за потайной дверью, для каких таких сокровищ он предназначался?
Что хранилось в сейфе? Или, если без обиняков, за что убили судью? Из бесед с родственниками и друзьями выяснилось, что он не имел дорогостоящих привычек, не коллекционировал ни золотых монет, ни редких бриллиантов, ни чего-либо еще, что требовалось прятать от чужих глаз. За исключением впечатляющего собрания бейсбольных карточек, оставшегося с детских лет, ничто не свидетельствовало об интересе судьи к коллекционированию.
Его домик таился в такой глуши, что наткнуться на него случайно было практически невозможно. Ни с веранды вокруг домика, ни откуда-либо еще поблизости нельзя было увидеть ровным счетом ничего: ни людей, ни машин, ни каких-то построек или лодки. Полное уединение! В подвале у судьи хранились каяк и каноэ; было известно, что он проводит долгие часы на озере за ловлей рыбы, чтением и курением сигар. Не отшельник и не пугливый дикарь, просто серьезный, спокойный человек, склонный к раздумьям.
ФБР нехотя признало, что свидетелей не найдется, ведь вокруг на много миль не было ни одной живой души. Домик был идеальным местом, чтобы совершить убийство и успеть скрыться, прежде чем о содеянном станет известно. Явившись туда, сыщики сразу поняли, что у преступника серьезная фора. Дальше стало и того хуже: никаких отпечатков пальцев, следов обуви и покрышек, волокон, волосков или волосяных фолликул — ничего, что могло бы послужить ключом. Естественно, ни охранных систем, ни камер наблюдения. Зачем? Ближайший полицейский находился в получасе езды; даже если предположить, что он отыскал бы это место, то что бы стал здесь делать? Даже самого тупоголового грабителя давно бы и след простыл.
Три дня сыщики обследовали каждый дюйм в самом домике и на четырех акрах вокруг, но так ничего и не нашли. Осмотрительность и методичность убийцы дополнительно портили бригаде настроение. Тут действовал настоящий талант, дарование, не оставившее зацепок. С чего же начать?
Вашингтон уже проявлял нетерпение. Директор ФБР собирал группу специалистов, отряд особого назначения, который должен был нагрянуть в Роанок и проникнуть в тайну этого преступления.
Как и следовало ожидать, жестокое убийство судьи-прелюбодея и его молодой подруги стало подарком для прессы, особенно для таблоидов. На похоронах Наоми Клэри через три дня после обнаружения тела полиции Роанока пришлось выставить многослойные ограждения, чтобы не пустить на кладбище репортеров и любопытных. На следующий день, когда в переполненной епископальной церкви служили заупокойную службу по Раймонду Фосетту, в воздухе барражировал вертолет прессы, заглушавший орган. Начальник полиции, старый друг судьи, был вынужден поднять свой вертолет и прогнать чужака. Миссис Фосетт с каменным лицом стояла в переднем ряду вместе с детьми и внуками, не пролив ни слезинки и ни разу не взглянув на гроб. О судье наговорили много добрых слов, но некоторые, особенно мужчины, не могли не задаться вопросом: чем этот старый повеса привлек молодую любовницу?
Когда убитых предали земле, внимание тут же опять перенеслось на расследование. ФБР упорно помалкивало — потому в основном, что сказать было совершенно нечего. Прошла уже неделя после обнаружения трупов, а довольствоваться приходилось одним — баллистической экспертизой. Четыре пули с полыми наконечниками были выпущены из пистолета калибра 0.38, одного из многих миллионов на улицах американских городов и к тому же теперь, вероятно, лежавшего на дне одного из озер в горах Западной Виргинии.
Пришлось анализировать побочные мотивы. В 1979 году судья Джон Вуд был застрелен перед своим домом в Сан-Антонио. Исполнителем оказался наемный убийца, нанятый могущественным наркоторговцем, которому судья Вуд должен был вот-вот вынести приговор; судья ненавидел наркоторговлю и тех, кто ею занимался. Недаром его прозвали Джон-Максимум: мотив был очевиден. В Роаноке ФБР изучило все дела, как уголовные, так и гражданские, находившиеся на рассмотрении у судьи Фосетта, и составило список потенциальных подозреваемых — наркоторговцев от первого до последнего.
В 1988 году был застрелен в своем саду в Пелэме, штат Нью-Йорк, судья Ричард Даронко. Убийцей оказался разгневанный отец женщины, недавно проигравшей дело, рассматривавшееся этим судьей. Убив судью, отец осужденной застрелился. В Роаноке агенты ФБР тщательно изучали все дела судьи Фосетта и допрашивали его сотрудников. В федеральных судах никогда не обходится без склочных дел и странных требований, поэтому постепенно составился некий список — имен, но не реальных подозреваемых.
В 1989 году в своем доме в Маунтин-Брук, штат Алабама, погиб судья Роберт Смит Вэнс, вскрывший посылку с бомбой. Убийца был найден и приговорен к смертной казни, но его мотивы так и остались неясны. Обвинение утверждало, что его взбесило одно из решений судьи Вэнса. В Роаноке агенты опросили сотни адвокатов, ведших дела, которые судья Фосетт рассматривал в тот момент или в недавнем прошлом. У любого адвоката есть сумасшедшие или мстительные клиенты, и кое-кто из них представал перед судьей Фосеттом. Их нашли, допросили — и сочли не вызывающими подозрений.
В январе 2011 года, за месяц до убийства Фосетта, вблизи Тусона погиб от огнестрельных ранений судья Джон Ролл. Это было то самое массовое убийство, в котором угодила под пули член конгресса США Габриэль Гиффордс. Судья Ролл оказался в неудачном месте в неудачное время, но мишенью не был, и его смерть агентам ФБР в Роаноке ничем не помогла.
С каждым днем след остывал все больше. Без свидетелей, вещественных доказательств с места преступления, при отсутствии оплошностей со стороны убийцы, с кучей бесполезной информации и всего горсткой подозреваемых, накопанных из досье судопроизводства, следствие то и дело утыкалось в тупик.
Обещание стотысячного вознаграждения не вызвало всплеска звонков по «горячим линиям» ФБР.
Глава 4
Поскольку Фростбург — тюремный лагерь, охрана здесь нестрогая. У нас больше контактов с внешним миром, чем у других заключенных. Нашу почту могут вскрывать и читать, но это бывает редко. Интернет нам запрещен, зато есть ограниченный доступ к электронной почте. Телефонов десятки, и, несмотря на множество правил пользования ими, мы обычно можем столько звонить за счет абонента-адресата, сколько хотим. Вот сотовые под строгим запретом. Нам разрешена подписка на десятки журналов из одобренного списка. Каждое утро доставляют несколько газет, лежащих потом в углу столовой, называемом «кофейной комнатой».
И вот там я вижу как-то ранним утром заголовок в «Вашингтон пост»:
ФЕДЕРАЛЬНЫЙ СУДЬЯ УБИТ ВБЛИЗИ РОАНОКА
Я не могу сдержать улыбку. Вот он, долгожданный момент!
Последние годы судья Раймонд Фосетт был моим наваждением. Я никогда с ним не сталкивался, не бывал у него в зале суда, не участвовал в процессах на его территории — в Южном дистрикте Виргинии. Почти все мои дела рассматривал суд штата. Я редко забредал на федеральную арену, и только в Северном дистрикте Виргинии, а это Ричмонд и все, что лежит к северу от него. Южный дистрикт — это Роанок, Линчбург, большая агломерация Виргиния-Бич — Норфолк. До Фосетта в Южном дистрикте служило двенадцать федеральных судей, в Северном — тринадцать.