— Этот Ханас звонил?
— Нет, его слуга, мой шпик, впрочем. В полдень было собрание в доме Ханаса… Были Моше Кичалес и Виктор Желязный… Его дочь… Его дочь…
— Чья? Желязного?
— Нет! Ханаса! Ну знаешь, она… С ней что-то плохое…
— Что? Убита? Изнасилована?
— Нет! Мне не хватает слов, — небрежно бросил Заремба по-польски.
— Папочка, — Рита потянула отца за рукав пиджака, — а может, я бы так налистник с кремом и шоколадом съела, не андрут? Только пусть папа ничего не говорит тете Лёдзе! Она всегда злится, когда мы едим налистники, потому что дорого!
— Хорошо, милая. — Попельский заложил девочке прядь волос за ухо. — Иди к этой милой пани, — указал головой молодую официантку, — и измени заказ! Вместо андрутов налистники с кремом и шоколадом. Ну, не стесняйся! Ты уже большая барышня!
Рита неуверенно посмотрела то на отца, то на «дядю Вильгельма», после чего встала и подошла к даме, у которой официантка забирала пирожные, заказанные двумя элегантными студентами, сидящими рядом.
— Похищена, — Заремба говорил быстро по-польски, желая использовать отсутствие Риты. — Четырнадцатилетняя Елизавета Ханасувна была похищена вчера утром на Восточной ярмарке. Она почти слепая и повреждена умом. Не говорит. Сегодня состоялось собрание в доме Ханаса. Желязный и Кичалес обещали найти девочку и поймать похитителя. Не передадут его полиции. Наказать его должен сам Ханас.
Рита подошла к столу и села без слов.
— Ну и что? — обратился к ней отец. — У тебя будут налистники?
Девочка кивнула головой. Она была слегка надута — как всегда, когда папа уделял ей слишком мало внимания.
— А теперь уже только по-польски, — ахнул Заремба. — Ханас хочет нанять тебя для поисков, потому что у тебя есть связи в полиции и можешь их использовать, например разыскивая в архиве. Ты для него бесценный. Частный детектив и эксполицейский одновременно. Предложит тебе наверняка очень высокий гонорар. Он сходит с ума по поводу своей дочери. Только это я хотел тебе сказать…
— Наверняка, Вилюсь? Есть, наверное, еще кое-что, чего ты не говорил, но что я отчетливо слышу между слов. Это звучит для меня примерно так: «Я предупреждаю тебя, старик, не берись за это дело! Не вмешивайся в компетенцию полиции, если хочешь в нее обратно вернуться». Я хорошо понимаю это твое тайное послание?
— Хорошо, Эдзю. — Заремба сделал паузу, ожидая, пока официантка уберет со стола пустые тарелки и заставит его полными. — Правда, ни один закон не запрещает гражданину искать своих пропавших близких самостоятельно или с помощью частного детектива без информирования об этом полиции, но…
— Но ни один частный детектив не нарушает закона… — Попельский вставил ему слово, — если…
— Папочка, — ахнула Рита. — Пани мне, однако, дала андруты, а я хотела налистник…
— Солнышко, — Заремба обратился сладко к девочке, — дай-ка, дядя Вильгельм съест твои андруты, а папа закажет тебе сейчас налистники блинчиков… Ну что ты скажешь, Эдзю? Что частный детектив не нарушает закона…
— На самом деле, не нарушает закона, если примет такое поручение, — дополнил Попельский и погладил дочь по голове. — Так почему ты меня остерегаешь? Ведь все законно!
— Но нарушит закон, если он не передаст похитителя в руки полиции, только позволит заказчику восстановить справедливость собственными руками. А кроме того, Ханасом интересуются политические, — добавил Заремба по-немецки. — Именно поэтому! Вот и все. А теперь я иду в туалет.
— Где ты узнал этот разговорный оборот? — спросил по-польски Попельский и рассмеялся весело. — Aufs Klo gehen! Нас этому не учил старый Марыновский! Подожди, я провожу тебя. Папа сейчас вернется, милая. — Он повернулся к дочери. — С твоими налистниками!
Оба мужчины двинулись через центр кондитерской. Попельский обнял Зарембу за плечи и наклонился к его уху.
— Спасибо тебе, старик, за предупреждение. Я не возьму это дело!
— За Ханасом следит «двойка». — Заремба остановился и серьезно посмотрел в глаза друга. — Думаю, для них работал на пограничье… Не касайся этого дела, Эдзю! Ханас воняет издалека…
— Если бы ты спросил Риту, — Попельский улыбнулся, — что я больше всего не люблю, она ответила бы тебе: «жару, грязи и вони». Да, вони, мой друг!
— Что-то мне об этом известно, — засмеялся Заремба. — А кстати, это хорошо потренировать иногда иностранный язык и съесть при этом что-нибудь сладкое… Я уже знаю, — вздохнул он, — почему ты пришел сюда с Ритой. Скоро снова окажешься в полиции, и не будет для него времени…