Хоснер понимал, что Риш специально выводит его из себя, пытаясь заставить нажать на спусковой крючок.
— Ты все сказал?
— Да. Я сказал все, что хотел сказать тебе. А теперь быстрее убей меня.
— Боюсь, что в отношении тебя у меня другие планы. — Хоснеру показалось, что, несмотря на слой пыли, покрывавший лицо Риша, он побледнел. — Вы захватили в плен генерала Добкина? А как насчет девушки с наблюдательного поста? Они у вас? Отвечай, Риш. Только говори правду, и я пущу тебе пулю в голову, убью быстро и аккуратно. В противном случае…
Риш пожал плечами.
— Да, мы схватили их обоих. Когда я видел их последний раз, они еще были живы. Но мне передали по радио из гостиницы, где их держали, что ваши солдаты разнесли гостиницу и перестреляли из пулеметов раненых. — Он снова пожал плечами. — Так что трудно сказать, живы ли они.
— Госпиталь и штаб не размещают в одном здании, Риш, так что не пытайся одурачить меня подобной чепухой. — Хоснер закашлялся и сплюнул пыль изо рта.
— Может, хочешь водички?
— Заткнись! — Риш стал бы хорошим подарком для людей из разведки. Он ответил бы на множество вопросов, интересующих израильские спецслужбы. Но кое-что Хоснеру хотелось выяснить и самому. — Кто передал тебе информацию о полете?
— Полковник Ричардсон.
Хоснер кивнул, потом внезапно спросил:
— Где муж Мириам Бернштейн? Где другие? Что с ними?
Риш улыбнулся.
— Отвечай, сука!
— Пожалуй, эту информацию я заберу с собой в могилу.
Палец Хоснера, лежавший на спусковом крючке, напрягся. Если он оставит Риша в живых, то остаток своей жизни Ахмед проведет за колючей проволокой в тюрьме Рамлы. Пожизненное заключение более суровое наказание, чем легкая смерть от пули в голову. И все же Хоснера обуревало примитивное чувство мести, ему хотелось увидеть, как прольется кровь Риша. Этот человек — безусловно, дьявол, и нет гарантии, что даже колючая проволока сможет обуздать его злобу. Пока он живет и дышит, он будет так же опасен, как инфекционная болезнь.
— Мы убили твою любовницу, не так ли? И это было для тебя двойным ударом, потому что она была твоей сестрой, правда? — В досье с психологическим портретом об этом факте упоминалось неопределенно, однако Хоснер понял, что попал в точку.
Риш ничего не ответил, но его губы растянулись в зловещей усмешке, от которой у Хоснера пробежал холодок по спине. Риш стоял на ветру, закинув руки за голову, лицо и одежда были в пыли, лучи восходящего солнца высветили злобный блеск в его глазах. И Хоснер увидел Пазузу — злого духа восточного ветра, предвестника беды и смерти. Тело Хоснера затряслось от усталости и переполнявших его эмоций, он опустил ствол автомата и выстрелил.
Коленная чашечка Риша разлетелась, и он рухнул в пыль, завыв от боли.
— Застрели меня! Ты обещал!
Хоснер почувствовал необъяснимое облегчение, увидев кровь и раздробленные кости своего заклятого врага, услышав его вопль.
— Ты обещал!
— А когда мы сдерживали данные друг другу обещания? — Хоснер снова выстрелил, разбив Ришу вторую коленную чашечку.
Риш завыл, как зверь. Он колотил кулаками по земле и так сильно закусил язык и губы, что из них пошла кровь.
— Ради Аллаха! Ради твоего Бога, Хоснер!
— Разве твои предки не жили в Вавилоне, Риш? И разве мои предки не были пленниками Вавилона? Не поэтому ли мы встретились с тобой в этой пыли много веков спустя? Какова была твоя цель? — Хоснер выстрелил еще дважды, прострелив Ришу запястье и локоть правой руки.
Риш зарылся лицом в пыль и захныкал.
— Пощади! Пощади, прошу тебя!
— Пощадить? Мы, семиты, никогда не щадили друг друга. Разве ты пощадил Моше Каплана? А думаешь, он бы тебя пощадил? Наши люди безжалостно уничтожают друг друга со времен Потопа, а может, и раньше. Территория между Тигром и Средиземным морем является самым большим кладбищем на земле, и это дело наших рук. И если в Судный день мертвые восстанут из могил, то им не хватит места, чтобы стоять. — Хоснер прошил очередью левое предплечье Риша, при этом рука араба почти оторвалась.