Крепколоба доели, так что в первую очередь надо было добыть свежего мяса. И, конечно же, не забывать о трофеях. Наутро третьего дня мы собрались, и я обратился к Джеймсу:
— Послушайте, дружище, давайте теперь без этих фокусов. Раджа скажет, когда вам стрелять.
— Ладно-ладно, я все понял, — сказал он, кроткий, аки Моисей.
Мы отправились в предгорья вчетвером. У Холцингера имелся хороший шанс добыть своего цератопса. Парочку мы видели по дороге наверх, но то были просто детеныши, без приличных рогов.
От жары и духоты мы все очень скоро запыхались и вспотели. Все утро мы бродили и карабкались, не встретив ничего, кроме ящериц, но тут я почувствовал запах падали. Я остановил отряд и принюхался. Мы стояли на открытой поляне, прорезанной мелкими сухими промоинами. Промоины сходились в пару более глубоких оврагов, образовавшихся в небольшой впадине, густо заросшей саговником и панданусами. Прислушавшись, я узнал гудение падальных мух.
— Сюда, — сказал я. — Что-то сдохло… А, вот и оно!
Там они и были: остатки огромного цератопса, лежащие в неглубокой ложбине у края рощи. Живым он, должно быть, весил шесть-восемь тонн — трехрогая разновидность, возможно, предпоследний вид трицератопса.
Определить точно было нелегко, потому что большая часть шкуры с верхней части была содрана, а обглоданные кости выломаны и разбросаны вокруг.
Холцингер воскликнул:
— Вот же дерьмо! Почему я не добрался до него до того, как он сдох? Это была бы чертовски хорошая голова.
Я сказал:
— Парни, идем на цыпочках. Теропод кормился на этой туше и он, возможно, где-то близко.
— Откуда вы знаете? — спросил Джеймс, по его круглому красному лицу катился пот.
Он говорил так тихо, как только мог, ибо мысль о тероподе по соседству отрезвляет и самых легкомысленных.
Я снова принюхался. Показалось, что чувствуется характерный тяжелый запах теропода. Но полной уверенности не было — запах заглушала вонь от туши, заставившая позеленеть моих сагибов. Я обратился к Джеймсу:
— Даже самый большой теропод редко атакует взрослого цератопса, рога которого слишком серьезное препятствие для хищника. Но они любят мертвых или умирающих. Они будут кружить вокруг мертвого цератопса несколько недель, нажираться, а потом дрыхнуть рядом со своим обедом несколько дней кряду. Обычно они укрываются от дневной жары, потому что не переносят прямых обжигающих солнечных лучей. Вы можете найти их лежащими в рощицах вроде этой, или в ложбинах, где есть тень.
— Что будем делать? — спросил Холцингер.
— Мы пойдем через эту рощу, как обычно, двумя парами. Что бы вы ни делали, не паникуйте и проявляйте выдержку.
Я взглянул на Кортни Джеймса, но он вернул мне взгляд и только проверил свой штуцер.
— Следует ли мне по-прежнему нести его переломленным? — спросил он.
— Нет, закройте, но держите на предохранителе, пока не приготовитесь стрелять, — ответил я. — Мы будем держаться ближе, чем обычно, чтобы оставаться на виду друг у друга. Раджа, начинай с этого угла. Идите медленно и, сделав шаг, останавливайтесь послушать.
Мы пробирались через рощу, оставив позади тушу, но не ее запах. Уже в нескольких метрах ничего не было видно.
Стало свободнее, когда мы добрались до деревьев, в тени которых кусты плохо росли. Солнце пробивалось сквозь ветви. Я слышал только жужжание насекомых, пересвист ящериц и кваканье зубастых птиц на верхушках деревьев. Показалось, что теперь уж точно чую запах теропода, но, сказал я себе, возможно, это просто игра воображения. Теропод может оказаться любым, их ведь несколько видов, есть крупные, а есть мелкие, да и сам зверь может находиться в любом месте в радиусе километра.
— Идем, — прошептал я Холцингеру.
Я слышал, как Джеймс и Раджа ломились вперед справа от меня, и видел, как колыхались потревоженные ими пальмовые ветви и папоротник. Наверное, они пытались двигаться тихо, но как по мне, они грохотали как землетрясение в посудной лавке.
— Немного ближе! — окликнул я их.
Вскоре они под углом приблизились ко мне. Мы спустились в овраг, заросший папоротниками, залезли по другому склону и наткнулись на заблокировавшую наш путь плотную купу карликовых пальм.
— Вы обойдете с той стороны, а мы с этой, — сказал я.
Мы двинулись, останавливаясь, чтобы послушать и принюхаться. Наши позиции были точно такими же, как в тот первый день, когда Джеймс убил крепколоба.
Мы прошли две трети пути вокруг наших пальм, когда я услышал шум впереди и слева. Холцингер тоже его услышал и сдвинул предохранитель. Я положил на свой предохранитель большой палец и шагнул в сторону, чтобы получить свободный сектор обстрела.