— Хорошая работа, дружище! — сказал я, схватив штуцер Джеймса.
— Да, — задумчиво сказал Раджа, поднял брошенный им камень, подержал и отшвырнул в сторону. — Не так хорошо сбалансирован, как крикетный мяч, но такой же твердый.
— Что нам теперь делать? — поинтересовался я. — Я склонен оставить этого убогого здесь, без оружия. Пусть сам о себе позаботится.
Раджа вздохнул.
— Звучит заманчиво, Реджи, но мы ведь не сможем, сам знаешь. Мы не такие.
— Пожалуй, ты прав. Ладно, давай его свяжем и потащим обратно в лагерь.
Мы согласились, что не будем чувствовать себя в безопасности, если не станем сторожить Джеймса каждую минуту до возвращения домой. Если человек пытался убить тебя, ты сам дурак, если даешь ему еще один шанс.
Мы приволокли Джеймса обратно в лагерь и рассказали команде, с чем столкнулись, Джеймс же проклинал всех и каждого.
Три нерадостных дня мы прочесывали окрестности в поисках этого тираннозавра, но безрезультатно. Все чувствовали, что было бы бесчестно не попытаться отыскать останки Холцингера. Возвращаясь в наш основной лагерь, мы, если не было дождя, собрали мелких рептилий и прочие образцы для наших друзей-ученых. Мы с Раджой обсудили вопрос о судебном разбирательстве против Кортни Д жеймса, но решили, что почва для этого слишком зыбкая.
Когда переходная камера материализовалась, мы втиснулись в нее друг за другом. Джеймса, все еще связанного, бросили в угол, и велели оператору повернуть переключатели.
Пока камера перемещалась, Джеймс сказал:
— Вам следовало убить меня там.
— Зачем? — спросил я. — У тебя не слишком красивая голова.
Раджа добавил:
— Не слишком хорошо будет смотреться над камином.
— Смейтесь-смейтесь, — сказал Джеймс, — но все-таки я вас достану. Я найду способ сделать это и остаться безнаказанным.
— Мой дорогой друг! — сказал я. — Если б было возможно, я бы обвинил тебя в смерти Холцингера. Слушай, тебе лучше оставить все как есть.
Когда мы вернулись в наше время, мы отдали ему разряженное ружье и прочее снаряжение, и он ушел, не сказав ни слова. Когда он вышел, девушка Холцингера, Клэр, разрыдалась:
— Где он? Где Август?
Это была мучительная и душераздирающая сцена, несмотря на все умение Раджа утешать.
Мы отвезли наших людей и зверей в старое здание лаборатории, которое университет оборудовал в качестве своеобразного караван-сарая для таких экспедиций. Расплатившись со всеми, мы обнаружили, что разорены. Авансы от Холцингера и Джеймса не покрыли наши расходы, и у нас было мало шансов получить остаток наших гонораров хоть от Джеймса, хоть из имущества Холцингера.
Кстати, о Джеймсе. Знаете, что натворил этот гаденыш? Вернувшись домой, он запасся кучей патронов и сразу отправился обратно в университет. Там он отыскал профессора Прохазку и обратился к нему:
— Профессор, я хочу, чтобы вы ненадолго отправили меня обратно в меловой период. Если сможете включить меня в свое расписание прямо сейчас, то просто назовите свою цену. Авансом я предлагаю пять тысяч. Я хочу отправиться в двадцать третье апреля восьмидесятипятимиллионного года до нашей эры.
Прохазка спросил:
— Зачем вам так скоро снова возвращаться туда?
— Я потерял в меловом периоде свой бумажник, — ответил Джеймс. — Думаю, что если я вернусь в день, предшествующий моей последней поездке в ту эпоху, то смогу проследить за собой, отправившимся в эту поездку, и выяснить, где потеряю бумажник.
— Пять тысяч — многовато за бумажник, — заметил профессор.
— В нем есть незаменимые для меня вещи, — ответил Джеймс.
— Ну, — подумав, сказал Прохазка. — Звонили из отряда, который должен был отбыть сегодня утром и сообщили, что они задерживаются, так что, возможно, я смогу поработать с вами. Мне всегда было интересно, что случится, если один и тот же человек дважды займет один и тот же промежуток времени.
Джеймс выписал чек, Прохазка отвел его в камеру и проводил. Идея Джеймса, видимо, заключалась в том, чтобы притаиться за кустами в нескольких метрах от того места, где появится переходная камера, и пристрелить Раджу и меня, как только мы оттуда выйдем.
Спустя несколько часов мы переоделись в обычную одежду и позвонили нашим женам, чтобы они приехали забрать нас. Мы стояли, поджидая их, на бульваре Форсайта, когда раздался громкий треск, вроде взрыва, а метрах в двадцати от нас сверкнула вспышка. Ударная волна едва не свалила нас с ног и выбила окна.