Таскать с собой каждый раз всю команду и оборудование смысла не было. Зато на каждом шагу требовалось, чтобы Хаупт сидел всю ночь, прилипнув к окуляру лицом, а пока он крутил ручки, Раджа или я стояли рядом, готовые стрелять в любого карнозавра, который решит, что мы аппетитно пахнем.
Однако во время этих всенощных бдений карнозавры к нам не приближались. Будучи астрономом, Хаупт привык к таким странным бессонным часам; но мы с Раджой нашли их немного… Эээ… Утомительными. Мы видели множество растительноядных, в любой фауне они всегда намного более многочисленны. Наблюдались мелкие виды гипсилофодонтидов и гадрозавров, они просто оглядывали нас и ковыляли прочь, словно решив — таких существ мы не знаем, но лучше не рисковать.
Уверяю вас, месяцы попрыгуства в поздний мел и обратно, чтобы стоять там, охраняя Хаупта, пока он возился со своим инструментом, обернулись чертовски тяжелой и утомительной работой. В половине случаев, когда мы открывали дверь камеры, шел дождь или была пасмурная погода. Тогда приходилось закрывать кабину и переходить к другому дню, где видимость устроила бы Хаупта.
Однажды ночью, проведя обычные часы перед окуляром, Хаупт сказал:
— Не хочу слишком обнадеживать, Реджи, но, кажется, у меня что-то есть.
— Хочешь сказать, что эта Энио наконец-то у тебя под прицелом?
— Похоже на то. Что-то на расстоянии примерно в два раза больше, чем до Луны, и движется в нашу сторону.
— Когда она ударит, и куда? — спросил я, и, боюсь, позволил проявиться волнению в моем голосе.
— Пока не могу ответить, — сказал Хаупт. — Сначала дайте мне закончить наблюдения. Когда мы вернемся в Настоящее, у меня будет пачка записей для ребят, которые скормят эти данные своим компьютерам. Хочешь посмотреть?
Я посмотрел, но увидел в перекрестье лишь маленькое пятнышко света, вроде обычной звезды.
— Откуда ты знаешь, что это она? — спросил я.
— Радар показывает расстояние, теперь оно около 800 000 километров, и быстро сокращается. Будь на таком расстоянии настоящая звезда, она нас сожгла бы в мгновение ока, оставив только жирные пятна.
— Может она промахнуться?
— Сомневаюсь. Ее направление почти не меняется, что означает — мы и она идем курсом на столкновение. Даже если она нацелена не в «яблочко», земная гравитация частично это исправит.
— И когда она прибудет?
Хаупт пожал плечами.
— Нужно дать числодробилкам обжевать мои результаты. По грубым прикидкам, я сказал бы — дня через три или четыре.
— Ничего себе! У нас остается чертовски мало времени, чтобы собрать комитет по приему. Нам лучше убраться быстрее, чем слетает ночнушка с невесты, чтобы забрать наших людей, если О’Коннор хочет успеть порисовать, а Тодд — поохотиться.
Признаю, что от слов Хаупта я слегка вздрогнул. Я почувствовал, как должна чувствовать себя муха, при виде приближающейся мухобойки, когда уже слишком поздно взлетать — если только можно представить разумную муху.
Брюс Коэн доставил нас обратно в Настоящее и я, зевая после бессонной ночи, собрал отряд. Когда я рассказал об открытии Хаупта, Ромеро сказал Фезерстоуну:
— Ха, Стерлинг! Вот тебе и супервулканная теория!
— Вовсе нет, Джордж, — сказал Фезерстоун. — Если эта штука упадет, удар отправит дедушку всех землетрясений гулять по всему земному шару. Такая встряска любого спящего супервулкана может инициировать извержения, которые в противном случае могли бы не произойти еще тысячи лет. Некоторые из них окажут более глобальный эффект, чем просто одномоментное воздействие Энио.
— Хм, посмотрим, — сказал Ромеро. — Реджи, как бы нам высидеть, наблюдая за последствиями, чтобы инструментально определить, произошли ли такие извержения сразу после удара?
— Согласно тому, что вы, ученые парни, рассказывали, — сказал я, — столкновение породит ударную волну, которая поубивает все, что больше насекомого, и подожжет все, что может гореть — по крайней мере, в том полушарии, на которое придется удар. Если хотите, можно попробовать, но вам придется подписать формы, освобождающие нас от любой ответственности в том случае, если мы вернемся в Настоящее, оставив вас с вашими инструментами. Лично я не осмелился бы попробовать, моя жена убила бы меня за то, что я так по-дурацки рискую.
Борегар и его команда загрузили в камеру оборудование, а следом втиснулись и мы. О’Коннор пожаловался, что забыл свой охотничий нож, но возвращаться за ним было поздно.