Когда мы уже приближались к месту желаний, я ощутил в наплечной сумке слабую вибрацию. Вроде как артефакты со статуэтками нашли место геоприбора. Но это было пару секунд и быстро прекратилось.
Я вернулся, прошелся по тропинке снова, но вибраций не было. Может показалось.
На площадке мягко ушли из души все проблемы, полудетская улыбка расслабила лицо, и желаний то у меня вроде и нет. То есть не о чем упоминать в этом примечательном месте.
Молчать то не проблема, быть рассоабленным и довольным – приятно. Интересно, а как с моими сокровенными желаниями. На этом месте стал определять их значительность для меня. Почему то вспомнил египетскую фреску, где взвешивались хорошие и плохие поступки после смерти.
А ведь место то отрезвляет. Всегда был убежден, что на меня реально влияют не красивые слова и символы, а суть идей и знаки. Ан нет. Цели и мечты имели корни в лозунгах и сладкозвучных девизах.
Но стало смеркаться и вся группа, так и не высказавшая желания, стала собираться в лагерь. Опять при проходе мимо дерева завибрировал на пару секунд мой артефакт. Постоял, прошелся вновь. Не вибрирует. Обязательно вернусь сюда, но поутру. Нужно исследовать.
Уже отойдя метров сто от площадки желаний, вес моих желаний и целей стал меняться. Становилось все на свои места. Но осадок то остался. Все же, чудесное место немного душу встряхнуло. Зато с памятью о другом взгляде на свои мечты, некоторые не буду откладывать на будущее. Пора достигать цели уже сегодня.
Утром на двух машинах отправились в сторону башни.
Развалины поросли травой и кустарником, рядом здоровенные деревья. Вид красивый и не угрожающий ничем своим видом.
Я достал из багажника раскладное кресло, немного напоминающее формой как у киношников. Установил его метрах в ста напротив башни и уселся в него поосновательнее.
Валера минут пятнадцать подождал, затем подошел и спросил, а когда будем заниматься лозоискательством. Не пора ли ходить с артефактами для определения безопасных мест.
Я протянул ему сумку с артефактом и статуэтками, сказав, что в местах, где почувствует вибрацию, можно записывать в безопасные, а все остальные проявления должны вызвать настороженность.
Валера все взял, немного потоптался и направился в сторону тропинки по большому радиусу огибающей строение.
Я вернулся к созерцанию.
Это не было поиском нужного внутреннего состояния перед входом в неизвестную опасную зону. И не было ожиданием удачного и безопасного момента для исследовательского вторжения. Вернее в некотором смысле было, но это не главное.
Причина была в двух старых деревьях.
Высокие с роскошной кроной, красовались в пределах двадцати-тридцати метров от башни с западной и северо-западной стороны. От них было ощущение, что они внимательно смотрят внутрь башни. Именно ощущение, но настолько явное, что я, не будучи мистиком и экстрасенсом, точно определял, когда одно из деревьев переставало наблюдать – то ли моргнув то ли вздремнув, и когда просыпалось и продолжало сверлить взглядом башню.
Раньше, в детстве у меня не было ощущений, что есть деревья, у которых есть какой то особый дух. Не то что у юных вундеркиндов-мистиков. Напротив, только после тридцати стал понемногу определять деревья с некоторой силой и другие – неумные высокие растения. Толчок к этому был в услышанном на остановке разговоре двух старушек. Одна возмущалась бестолковым спилом деревьев во дворе. Ее фраза меня заставила задуматься и по-другому осмотреться. – Зачем спилили те два дерева, говорила она, - они же были добрыми и улыбчивыми, рядом то куча тупых деревьев. Кто теперь во дворе скрасит мои одинокие прогулки? – добавила и вздохнула.
Не было и намека, что у старушки маразматические взгляды. Нормальный разговор, связанная речь, ясный взгляд.
А у меня всплыли воспоминания по семинару с азиатским спецом по традиционным боевым искусством. Он конкретно обращал внимание, что при тренировке в зарослях, атаковать следует только глупые деревья, да и то, после этого поблагодарив их за помощь.
Был бы он язычником, принял бы за шаманские правила, так нет, как и мы, последователь единобожия.
Моя бабушки, христианка, точно не занималась колдовством. Но, когда в палисаднике начинали хворать деревья, она ко всем ботаническим лечениям, еще и поругивали их, наставляла на правильный путь. Я же, будучи юным атеистом, подшучивая, спрашивал – как деревья могут тебя слышать, где у них уши. Она же просто отвечала, они могут чуять мое настроение и мой дух. Это главнее слов. Но деревья то излечивались быстро, да и урожай возрастал после увещеваний.