— Допустим.
— Продать-то он его продал, но продолжал использовать в другом словосочетании. Не «Торговый дом», а «Служба Горбаня».
— Зачем?
— Чтобы продолжать зарабатывать деньги на своем имени. Уже проданном.
— Купаясь в проруби?
— Ну да! С компакт-диском в руке. И при этом вещал.
— Что он вещал-то?
— О! Хороший вопрос.
Я тебя сейчас тяжело раню и тяжело убью, — пообещал Турецкий.
— Согласен, но чуть позже. Господин Горбань рекламирует новый товар. На компакт-диске записаны шумы. Вот, взгляните на диск.
— Ну и чего? Компакт как компакт. На обложке лысый дурак в проруби. И что там, на диске?
— Шумы. Но не простые, а целебные.
— О чем шумим?
— Шумим о здоровье. Мне там в офисе «артовцы» дали клип посмотреть. Горбань вещает, что причина всех болезней — внутреннее состояние человека. Его внутренний настрой. И если настрой хороший, то и болезней никаких не будет. Так вот, на компакт-диске записаны, как говорит в ролике Горбань, «интерактивные ресурсные гармонии», — сверившись с записью, процитировал Левин. — Причем шумы эти не слышны, вместо них звучит музыка, я прослушал диск. Но, как сказано в аннотации, «недоступные уху частоты действуют исключительно положительно на внутренние органы». Горбань предлагает много вариантов дисков для «активации ресурсных гармоний тела и духа». Например, есть такая гармония, цитирую: «задающая так называемый альфа-ритм, который вводит мозг в особое состояние, когда с огромной интенсивностью генерируются творческие мысли, смелые яркие идеи». Есть еще кое-что.
— Подожди! — взревел Грязнов. — Ты что нам принес? Это же платье голого короля! Торговля воздухом!
— Йес! Так говорят и в «АРТ». Подобной белиберды Горбань настрогал на несколько десятков компактов. Каков итог? Наши отечественные дураки, а вернее, дуры скупают эту хренотень пачками. А умные мужики перестают покупать одноименную водку, полагая, что это одна и та же шарашкина контора, у которой коллективно отъехала крыша. То есть он им свое имя продал, а потом его испакостил.
— И что Трахтенберг?
— Сначала пытался урезонить Горбаня, затем начал готовить документы для суда. И пообещал вышеозначенному товарищу, что процесс будет весьма шумным и в результате господина Горбаня отправят на психиатрическую экспертизу.
— Потом?
— Потом был взрыв. Трахтенберг погиб.
Мужчины замолчали.
— Так вот он, заказчик преступления! Крупный мужчина с залысинами на башке, компактом в руке и бомбой в трусах! — изрек Грязнов.
— А что говорит топ-менеджер… Как его?
— Ханин? Он высказывается в том смысле, что смерть Трахтенберга была выгодна Горбаню. Чтобы, значит, избежать прилюдного разоблачения и позора.
— Свихнуться можно. Слава, наливай! Да полнее!
— В твои наперстки больше десяти граммов не нальешь.
— Мы это исправим. — Турецкий выставил граненые стаканы.
— Наливай!
— Вот это тара! — одобрил Грязнов. — По соточке хватит?
— Сто пятьдесят! Иначе я сегодня с ума сойду! Но пока мы, как говорится, при памяти, тебе, Олег, поручается проникнуть в эту «Службу Горбаня». Если тебя, конечно, допустят до тела…
— Допустят! Я уже договорился о встрече на завтра.
— С кем?
— С Горбанем.
— Вот как? Тогда за успех нашего безнадежного предприятия!
Глава 22
МЕССИЯ
Олег Борисович Левин прошел сквозь стеклянные двери. Могучий охранник без лишних церемоний весьма тщательно сверху донизу ощупал «важняка» из Генеральной прокуратуры, после чего над металлической вертушкой загорелся зеленый кружок и Левин был впущен в святая святых — головной офис Вадима Вадимовича Горбаня.
За вертушкой его поджидала аккуратная барышня «белый верх, темный низ», которая встретила Левина странным приветствием:
— Мы рады видеть вас в мире претворения Суперидеи вашей жизни и рады вашей доброй Суперволе, которая позволит вам ее осуществить!
— Здравствуйте, моя фамилия Левин, — представился весьма удивленный «важняк».
Девушка повела прямыми плечиками, развернулась этаким подиумным разворотом и зашагала, безмолвно предлагая Левину следовать за ней туда, где в конце коридора определялся холл. Левин последовал, раздумывая над странными приветственными словами барышни. Чем ближе приближались они к холлу, тем явственнее слышались голоса. Вернее, как бы хоровое пение. Причем хоров было несколько.
Широкий холл был обставлен по принципу «необходимое и достаточное». Разумеется, присутствовали низкие столики и кожаные диваны, стойка наподобие «ресепш», но никакой зелени, никаких кадок с пальмами или фикусами… Единственным украшением выкрашенных в оранжевый цвет стен были убранные в темные деревянные рамочки какие-то свитки или письмена. В холл выходило несколько дверей, из-за которых и слышалось не то пение, не то молитва.