— Ну, поехали? — Григорий поднял рюмку водки.
Маша чокнулась с приятелем и долгим единым глотком опорожнила бокал. Вздохнула, кинула в рот маслинку, долго молчала, прислушиваясь к себе.
— Ну, дошло? — тоном заботливого участкового доктора спросил Гриня, увидев знакомый блеск в ее глазах.
— Ага, — откликнулась Маша и улыбнулась.
— Так чего ты зареванная-то? Америкашка сильно мучил?
— Нет. Он совсем не мучил. Он, понимаешь ли, очень ласковым оказался. Прямо как мой Сережа. Ласковый котенок. И, понимаешь ли, оказывается, я соскучилась по ласке, вот дело-то в чем!
— Женатый?
— Конечно. Фотографию показывал. Милая жена, двое детишек.
— А чего Арнольд в него вцепился, все хороводы вокруг него водил?
— Он миллионер. Думает делать здесь бизнес. Арнольд хочет, чтобы Джим вложился в порнофильмы. Вот дурак! Сразу видно, что человек семейный в такое говно вкладываться не будет.
— Это ты зря! При чем здесь семья? Бизнес есть бизнес. И потом, приехал же он сюда, трахал же тебя, весь из себя семейный такой!
— Это другое. Это ерунда. Просто я ему очень понравилась. Я оказалась похожа на девочку, в которую он был влюблен в детстве.
— Это они все тебе так говорят. Их послушаешь, ты на всех девочек похожа, которых они по малолетству не могли трахнуть.
— Может, так оно и есть.
— Так ты чего ревела-то? Девочку стало жалко? Из его американского детства?
— Нет. Себя. И Сережу! Этот Джим, он на Сережу похож. Мой Сережа таким же будет через двадцать лет. И будет у него другая жена. И двое детишек. Все у него будет хорошо, — всхлипнула вдруг Маша.
— Эй! Ты это прекрати! Ты похожа, он похож…
Разговор вертелся возле нужной темы, но как подвести ее, Машку, к делу?
— Наливай, а то уйду, — сквозь слезы пошутила Маша.
— Есть! Опять по полной?
— Ага. Чего терять-то кроме невинности?
— И то верно.
Они снова выпили. Опять маслинка в рот и долгое молчание.
— Ты, Марья, так сопьешься, ей-богу! Вливаешь в себя алкоголь литрами!
— Плевать! — привычно бросила Маша.
— Да что это. тебе плевать-то на все? Плачешь здесь, напиваешься… Думаешь, я не знаю, почему ты напиваешься? Сережу своего забыть не можешь.
— Я могу. Только он мне не дает. Он мне снится все время… Мне все хочется у него прощения попросить, а у меня рот залеплен. Вот такие сны…
— Так возьми и напиши ему. И повинись.
— Ха! Кто ему мое письмо передаст? Его мамаша? Как же!
— Ну-у, позвони ему.
— Тоже не факт, что он подойдет. И потом, разве по телефону все объяснишь?
— Слушай! А ты его попроси сюда приехать. Пусть приедет, я Альбину нейтрализую, дам вам побеседовать. Ты повинишься, тебе легче станет. А если он тебя простит, может, уедешь с ним обратно, а?
— Нет, уехать не уеду… Но, может, Арнольд нас отпустит? — оживилась Маша. — У меня деньги уже накоплены кое-какие. Можно комнату снять. Я работать пойду… Он переведется в Москву учиться…
— Ну да! Правильно! — подыгрывал Григорий, думая про себя: «Она, никак, с катушек съехала. Кто ее отпустит? Какая работа? Да ты, Маруся, теперь никогда никакой работой заниматься не будешь, кроме как под мужиком лежать. Лежать-то оно не пыльно! А работать — это ж работу делать надо. Чтобы из проституток в передовые производственницы выходили, это вряд ли… Жизнью проверено и классиками неоднократно описано!»
Вслух Григорий продолжал горячо поддерживать девушку:
— Правильно, Машка! Ты здесь долго не выдержишь. Сопьешься, и не будет на тебя спросу. И выгонит Арнольд тебя на помойку. Ему людей не жалко. А Серега твой тебя любит. И простит. Молодые прощать умеют. У них еще силы на это есть. Так что давай, звони!
Он придвинул к ней телефонный аппарат. Маша отшатнулась.
— Нет, я не буду! — Она задумалась. — Знаешь что? Давай так сделаем: ты позвонишь моей подруге, скажешь, что я тяжело заболела, вообще умираю. И пусть она сообщит об этом Сергею. И скажет, что я хочу с ним повидаться перед смертью! — Маша вошла в образ и даже руки прижала к груди, показывая, что смертельная болезнь таится именно там. — И дашь свой телефон. Чтобы он позвонил сюда. И объяснишь ему, как добраться. Если, конечно, он захочет приехать, сможет простить… Если нет, что ж, я пойму… — голосом угасающей «дамы с камелиями» закончила Маша.
Григорий завороженно слушал. Какая, черт побери, актриса! Комиссаржевская отдыхает!
— Лады! Давай телефон.
— Так три часа ночи! — Маша взглянула на настенные часы.
— Вот и хорошо! По ночам как раз и помирают. Вернее, под утро. Пока позвоним, то да се… Как раз будет.