Василий дрожащими руками взялся за клещи, напряг все силы — проклятый нож не ломался!
— Дай мне! — закричал Горыня.
Но с лезвием ничего не смог сделать и он, а колдун, зарычав по-звериному, обернулся рысью и выскользнул из-под чужих тел.
— Дай сюда! — воскликнул Тихомир, подбегая, и, бросив нож на землю, рубанул мечом, а потом ещё. — Ишь ты, и меч булатный не одолеет…
Медведица сцепилась с рысью и заревела от боли, когда острые когти полоснули плечо. Другие не успевали подступить, рысь была слишком быстра. Чёрный волк, напрягая последние силы, попытался встать, но лапы его подломились.
— Доченька! — закричал Добряк. Начал тонко, а докончил низким рёвом, опускаясь на землю уже медведем, и бросился на подмогу, тяжёлый, косматый, расталкивая народ.
— Да нож-то проклятый! — простонал Тихомир. — Ничего не берёт…
Он попробовал уже и клещами, и камнем. Бурый медведь трепал рысь за загривок. Но нож… Если не сломать, колдуна не убить.
— Мне! — закричал Василий. — Дай, я знаю… Гришка, Гришка, сюда! Гришка, лежать!
Тихомир бросил ему нож. Гришка подбежал, лёг — в новой упряжи, думали телегу цеплять… Василий одним прыжком взлетел ему на спину, вцепился в ремни и скомандовал, хлопнув ладонью:
— Вперёд! Пошёл, пошёл!
Гришка понёсся по полю. Рысь взвыла за спиной. Обернувшись, Василий увидел, что она гонится следом, за ней спешит коротконогий Волк, позади кто-то подзывает коней…
— Скорее, Гришка, скорее! — воскликнул Василий.
У норы кузнеца он кубарем скатился на землю, и тут же налетела рысь, на глазах превратилась в колдуна, придавливая сверху.
— И так ладно, — зашипел Казимир ему в лицо, пытаясь отнять нож. — Лезвие в сердце вгоню, облик твой возьму, тебе свою личину отдам. Никто не прознает!
— Я… обещал… — стиснув зубы, пробормотал Василий. — В глаз тебе дать…
И, пнув Казимира коленом, сжал его плечо, оттолкнул и ударил в лицо другой рукой. Жаль, почти без замаха.
Тут подоспел Волк, вцепился колдуну в ногу и начал трепать. Тот заорал, как будто от этой раны ему стало больнее, чем от любой другой, а Василий вскочил на ноги и пробежал последние несколько шагов.
Кузнец, как всегда, молча стоял на пороге.
— На, — сказал Василий и сунул ему нож. — Перекуй скорее, переплавь, что угодно, сломай! Скорее!
Кузнец взял нож и исчез в темноте землянки.
— Нет! — закричал Казимир. — Нет, остановись!
Раздался звон металла о металл, разнёсся над полем. Колдун упал на колени, вскинул руки, старея на глазах — лицо покрылось морщинами, с волос сбежала краска, они побелели. Но он не умер, а, видно, только утратил силы. Василий, тяжело дыша, стоял и смотрел.
В это время сюда прискакали первые всадники. Впереди других на чужой лошади летела Марьяша.
— Васенька! — воскликнула она, спрыгивая на землю. Он поймал её в объятия.
А над землей всё плыл, плыл отголосок кузнечного звона.
Глава 27. Василий возвращается туда и обратно
Казимира связали и увезли в карете под стражей. Он не сопротивлялся и не произнёс ни слова — глубокий старик с трясущейся головой и слабыми ногами. Казалось, что и не понимает, где находится. На всякий случай ему не поверили и не спускали глаз, потому как если он в чём и знал толк, то в притворстве.
Ещё когда его приволокли под руки и бросили на траву, чтобы спутать ремнями, все местные выскочили на дорогу, проверили, что границы больше нет, и на радостях сплясали — кто сам по себе, кто пытался вести хоровод.
— Ух, хорошо! — кричали они. — Волюшка наша настала! А всё одно из Перловки-то не уйдём…
В это самое время — карета ещё не отъехала — на дороге показалась толпа. Шли от Рыбьего холма, от Нижних Пеструшек, шли с косами, с топорами и дубинами. Может, и хорошо, что пропустили сражение. Крови точно пролилось бы больше.
Люди выслушали с суровыми лицами, что произошло. Посмотрели на царевича — он сидел в стороне с отцом и матерью, и те всё плакали, всё порывались встать на колени.
— А что ж с колдуном-то? — спросил рослый мужик и рубанул воздух рукой. — Порешить, да и всё!
Казимира едва не вытащили из кареты и не убили прямо тут. Людей насилу успокоили, сказали, что здесь не то время и место, чтобы землю кровью заливать, а раз уж попался, то бросят его в темницу, да и князю Вадиму весть пошлют. И его это старый враг. А нынче веселие.
Пускай и неохотно, люди согласились, утихли, и карета отбыла в сопровождении двух десятков воинов, и Горыня отправился с ними. Царь и царица решили, что останутся.