Василий понял.
— Круто, — сказал он и задумался: а может, у этого бреда есть особая логика, бредовая? Может, это вроде квеста, и нужно не через границы ломиться, а придумать, как пройти?
Вот этот колдун, к примеру, мог бы его вернуть домой?
— А Казимир этот ваш сюда приезжает вообще? — спросил Василий.
— Как же! Да на что ему это? В Белополье он сидит, в стольном граде. Была ему охота сюда соваться!
— Окей, никто не говорил, что будет легко, — пробормотал Василий.
Он заметил под ногами тропку, неширокую, но хорошо утоптанную, как будто кто-то часто ходил мимо кладбища к озеру — уж не костомахи ли?
Василий с подозрением взглянул на холм, но там всё было тихо. Неподвижно стояли серые камни, грубо отёсанные. Какие-то вытянутые, как столбы, какие-то квадратные, кверху чуть шире, и все накренились то вбок, то вперёд. Попадались и округлые валуны, которым, похоже, не придавали форму, а как нашли, так и поставили.
Вот и дом старухи, такой же тёмный и обветшалый, как избы в деревне. Его оживляла земляная крыша, поросшая ярким мхом и редкими пучками длинных трав с метёлками на концах, которые гнул ветер.
В доме, несмотря на открытые окна, было мрачно. Может, как раз потому, что два окна из трёх выходили на кладбище. Топилась печь, такая же нескладная, как и у старосты, тоже без трубы.
— У вас что, мастеров нормальных нету? — спросил Василий, моргая заслезившимися глазами. — Кто же так печи ставит! Весь дым в комнату идёт. Нужно приделать трубу, чтобы дым выходил наружу.
— Каков умник! — хмыкнула старуха. — А от гнуса как спасаться будешь? Ишь, печной мастер нашёлся.
И она, убрав с лавки какую-то резную доску на ножке — на её верхушке, на зубцах висело волокно, — пригласила гостей садиться. Сама захлопотала у печи, что-то у неё там варилось в горшке.
Местным, похоже, было вообще плевать на комфорт. Ни кроватей, ни кресел, ни диванов — захочешь днём прилечь, так и негде. Только полати и жёсткие лавки, на таких долго и не просидишь. Они, наверное, и не сидели, что им сидеть, если ни интернета, ни телевидения, ни приставки. Книги тоже не почитаешь. Вот только чем ещё заниматься? Даже огородов не держат, и как только не скисли от скуки.
Василий осмотрел дом: вот, может, кружки и тарелки вырезают из дерева. Горшки лепят. Грибы на нитку нанизывают, травы сушат. Одеяла из лоскутков шьют. Вот эта доска с волокном — прялка, что ли? Прядут. И всё? И вот так всю жизнь?
Тут он понял Тихомира, который варит медовуху и пьёт с чертями. Что ещё, и правда, делать?
Старуха поставила перед ним деревянную кружку с травяным отваром, некрашеную, без ручки. И Марьяше такая досталась, и Мудрику.
— Пейте, — сказала хозяйка и тоже подсела за стол. — Силы прибавится.
И, посмотрев на одного только Василия, прибавила задумчиво:
— Может, и ума…
— Ума у меня и своего хватает, — хмуро ответил он и осторожно сделал глоток. — Учитывая обстоятельства, я действую логично. Кто-то из вас в курсе, граница насколько широкая? Если, скажем, прыгнуть с шестом?
— Ты пей, Вася, пей, — ласково сказала Марьяша, явно с намёком.
— А если кто-то с той стороны на телеге подъедет, — упрямо продолжил Василий, — и я сяду, а он меня увезёт, то я выберусь за пределы границы?
— Может, токмо в другое царство если, — задумчиво сказала хозяйка, а потом внимательно посмотрела — глаза большие, чёрные, взгляд жгучий, — и спросила:
— А выберешься, что делать станешь?
— Мне домой нужно, что ещё, не могу же я тут всю жизнь торчать. Значит, найду вашего колдуна и договорюсь, чтобы он меня назад отправил.
— А что взамен предложишь?
Василий почесал в затылке и поморщился: ударился, будет шишка.
— Ты же не думал, что он даром помогать станет? — насмешливо спросила старуха. — Да тебя к нему и не допустят.
— Нет, вы не понимаете, — сказал Василий.
И, вертя кружку в пальцах, всё им рассказал. Как жил в своём Южном, как в школу ходил, как дружил с Пашкой и Олегом. Рассказал про легенду, и про ту ночь в детстве, когда они проверили, можно ли попасть в другой мир, но ничего не вышло.
Кое-как, потирая лоб и жестикулируя, объяснил про свою работу. И как вышел на прогулку с Волком, а там полнолуние, парк, облако, ворона, горка эта проклятая. И как съехал с горки, и Гришка его выплюнул, рассказал.
— Вот такая фигня, — закончил Василий, разводя руками, и допил остывший отвар. — Что я теперь должен думать, по-вашему? Что вы настоящие? Неа, я думаю, это бред. Может, мне нужно тут умереть, чтобы очнуться в своём мире…