— Лихо накличешь, а сдюжишь ли? — прошипела тень, схватила за плечо когтистыми пальцами, неожиданно плотными, сильными. — Не сдюжишь, слабый, сла-абый, на других беду навлечёшь…
Тут дверь заскрежетала — в неё, перекошенную, кто-то ломился. Створка поддалась, и в дом влетела Марьяша.
— Сгинь, рассыпься! — воскликнула она и, бросившись к тени, ударила её палкой — раз, другой.
Тень зашипела, развернулась уже к ней и отшвырнула к стене одним ударом. Василий вскочил, ткнул ножом — нож прошёл сквозь чёрное тело, как сквозь туман, но тень выгнулась, будто от боли, и закричала страшно, как не кричат живые.
— Вали отсюда! — заорал Василий, опять взмахивая ножом. — Вали, дрянь! Я тебе покажу лихо…
Тень завыла и, метнувшись к стене, уползла по ней тараканом, чёрная, длиннорукая, длинноногая, скользнула в дыру.
— Только ещё сунься! — прокричал ей вслед Василий. — Только сунься! Без тебя решу, что мне делать!
Марьяша ещё сидела на полу, и он поспешно опустился рядом, спросил испуганно:
— Ты в порядке? Эй!.. Ты вообще чего сюда пришла?
Она молчала, только смотрела круглыми глазами, и он, испугавшись уже всерьёз, отбросил нож и затряс её, принялся ощупывать:
— Скажи хоть что-то! Оно тебя задело? Где болит? Да скажи ты хоть слово, блин!..
Тут слова наконец посыпались из неё, как будто он тряс, да и натряс целую кучу.
— Ох, лишенько… Я ж думала, пруток осиновый… Затаилась, ждала, думала, отжену его… Я ж тебе зла не хотела, Васенька, не нарочно я окно открывала! Так уж провинилась… Думала, подкараулю да осиновым прутком, иная нечисть осины боится, а этот осердился токмо… Пастень то был, я прежде его у нас и не видывала…
Она бормотала, едва сдерживая слёзы, и Василий обнял её, притянул к себе.
— Ладно, — сказал он. — Ты как, в порядке вообще? Сильно ударилась?
— Испужалась токмо… Васенька, это из-за меня ведь он тебя душил, я не подумала, да окно и отворила, как же я так… Вина на мне немалая! Думала, теперь помогу… Думала, помогу…
— Ой, да забудь, открыла и открыла. Я тоже хорош, наговорил тебе всякого, а понимал же, что ты не специально. Ты меня, ну, это, прости. Всё, мир? Мы теперь разговариваем?
Марьяша всхлипнула.
— Я сперва решил, ты ему сковородой врезала, — сказал Василий. — Надо было сковородой, это у тебя лучше всего выходит, а ты с какой-то палочкой… Ну, чего ты?
— Страшно мне, — созналась она. — Всякое мы видывали, ко всякому привыкли, а нынче будто разворошили гнездо осиное. Круг ведьмин, пастень этот… Не просто пужают — что-то не так мы сделали.
— Очень даже так, раз всякое зло боится. Не боялись бы, не лезли. А вот знаешь, что ты сделала не так и чего я тебе не прощу?
— Чего? — испуганно спросила Марьяша.
— Пирог мне не принесла, вот что.
— Дурак ты, Вася! — сердито воскликнула она, толкая его в плечо, но вроде хоть отвлеклась от тяжёлых мыслей. Или, может, притворилась.
Василий тоже притворился. Как знать, какая дрянь полезет завтра из всех щелей, и не случится ли что-то подобное, когда они наладят работу заповедника и придут посетители? Хуже и быть не может, и пойми ещё, как защититься, но об этом он подумает сам. Марьяша и так испугалась, хватит с неё. Полезла его спасать, надо же…
— Идём, домой отведу, — сказал он с внезапной нежностью. — Пока отец не заметил, а то в гневе он пострашнее всякой нечисти будет.
Марьяша, вздохнув, согласилась, и они пошли.
Глава 12. Василий собирает команду
— Сидеть! — скомандовал Василий, высовываясь из окна. — А ну, сидеть!
Гришка засопел, переступая задними лапами, взмахнул хвостом, сшибая соседские подсолнухи, и сел.
— Хороший мальчик! — похвалил его Василий и протянул яичницу на лопате.
Рядом взвизгнул Волк. Он тоже выполнил команду и ждал, что его наградят. В углу стояла миска каши, лежала варёная куриная голова, но Волк был уверен, что заслуживает ещё чего-нибудь.
С того дня, как Василий помирился с Марьяшей, всё пошло на лад. И тень больше не совалась, и местные охотнее работали и меньше ворчали…
Ну, может, и не меньше, но у Василия теперь было энтузиазма — хоть отбавляй.
Он попросил Гришку в помощь и узнал, что змей неучёный. Может, если крикнуть «яишенка!», ещё придёт, а дотащить бревно куда нужно — это нет. Даже когда местные ставили ограду, они стволы для частокола носили вручную.
Василий взял бересту и писало, изготовленное для него кузнецом. Водил острым концом, кое-как разглаживал плоским, опять водил и разглаживал, а потом, сияя, показал Тихомиру. Устройство «Яишенка 1.0» состояло из ремней или верёвок, чтобы привязать бревно, и длинной удочки, на конце которой висела бы эта самая яишенка в узелке или в корзине.