Он же этого и хотел. Почему тогда в горле ком? А ещё обидно, что Марьяша не вышла, слова отцу не сказала.
В это время створка ворот скрипнула, поехала в сторону, Гришка просунул шею. Не спешил войти, задирал голову, жмурился. А потом Василий заметил, что рядом стоит человек и чешет его — молодой, высокий, крепкий, аж рубаха от каждого движения натягивается, плащ через плечо переброшен, русые волосы до плеч перехвачены обручем.
— Добрый зверь! — улыбнулся незнакомец, показал крепкие зубы. Спросил утробным баском: — Это и есть Перловка? Горыней меня кличут, старосту я вашего ищу.
Он вошёл, ведя в поводу коня, светло-серого, почти белого, с молочной гривой и более тёмными, как будто из серебра чулками. Конь косил умным глазом. Гришка протиснулся за ним, и улица тут же стала оживлённой и тесной.
Горыня сразу не понравился Василию.
Дело было даже не в том, что Гришка, которого он с таким трудом выдрессировал, стелился перед этим богатырём и сразу ему и лапу, и голос подал, так что с ближайшего дома, с крыши, земля посыпалась, а в окнах показались встревоженные лица. И не в том, что Волк выскочил и не облаял, а обнюхал и завилял хвостом, признал своим.
Дело, в общем, было и не в том, что Тихомир позвал Горыню в дом, а Василия не пригласил. Тут всё понятно, богатырь искал старосту, да ещё, наверное, устал с дороги. Не оставлять же его на улице. И Василия эти дела вроде как не касаются.
Вообще он бы им всем сказал!.. Но вынужден был молчать, а то бы всё испортил.
Горыня отвёл своего коня в хлев — он звал его Сивкой, Сивушкой, — и вернулся ко времени, когда Марьяша вышла из дома с вёдрами. Она хотела подойти к Василию, может, попросить о помощи, использовать это как предлог для разговора. Им определённо нужно было поговорить.
— Да я по воду схожу, — добродушно сказал этот проклятый Горыня, возникая между ними, и отнял вёдра. — Родничок у вас туточки, я видел. Хоть так вам за хлеб-соль, за доброту отплачу.
Чтоб ему самому так за добро платили!
Марьяшу тут же позвал отец, и она ушла, бросив огорчённый взгляд, но из-за чего расстроилась, не понять. Может, из-за решения отца, а может, из-за того, что Василий это решение не особо оспаривал.
Он мог её понять. Но сам-то он не был готов думать о женитьбе после пары поцелуев, да ещё и не просто думать, а добиваться этого. И Тихомир, в общем, в чём-то прав. Здесь вообще ценятся другие навыки. Вот пришёл бы он, как этот Горыня, с мечом на поясе, и затащил бы в горку два ведра, не запыхавшись, а потом бы ещё дров наколол, почти не прилагая усилий…
Даже не в этом дело. Научиться-то можно всему, было бы желание, но именно сейчас Василий остро почувствовал, что сам он чужой и воспитан в других традициях, и если он здесь останется, то никто в этом тёмном обществе даже не поймёт, какую он жертву принёс. И это ему придётся под них подстраиваться, и он никогда не будет хорош. Всегда найдётся кто-то, кто ловчее бросает навоз вилами.
Вот в этом и было всё дело. Горыня тут свой, ему и стараться не надо, чтобы по головке погладили. А Василий может хоть треснуть от усердия, и всё равно скажут, недостаточно треснул. Блин, он жил так в собственном мире, а теперь оказался в какой-то дыре, обладая навыками и знаниями современного человека, но его не ценят и тут! Где справедливость?
Деревенские сошлись, чтобы посмотреть на гостя и на то, как Гришку кормят. Надо ли говорить, кто в этот день стоял с лопатой, занял место Василия? Всем было плевать, и Гришке, и Марьяше. Разве что Волк подошёл, взвизгнул, виляя хвостом, ткнулся в руку, но и его не хватило надолго. Убежал следить, не упадёт ли что с лопаты.
По-хорошему, надо было уйти, но Василий стоял и смотрел, растравляя душу.
Когда представление кончилось, он пошёл к гостиному дому и задержался там. Парни укладывали брёвна, и он вызвался помочь, подставил плечо. Тяжёлая работа, ничего не скажешь. Особенно для человека, который не завтракал.
Скоро пришёл и Горыня. Походил, посмотрел одобрительно. Один поднял бревно вроде того, которое они вчетвером волокли. Сказал ещё, что узоры на столбах вытесать может, если местному древоделу некогда и если никто не возражает. Пока все им восхищались, Василий тихо ушёл.
Он вернулся домой, сел за стол, взял бересту и начал прикидывать, кто с кем заодно, и с кем бы поговорить и о чём, и что вообще делать. Если он хочет домой, тогда, конечно, нет вопросов: нужно отдать нож колдуну…
Или нет? Может, колдун и не сдержит своё обещание. Где гарантия? Может, он даже не в силах это исполнить. Ещё эта ведьма… Вдруг она замешана в том, что Василия сюда занесло? Но если он был ей зачем-то нужен, почему она до сих пор не пытается с ним поговорить?