Как вообще вышло, что ему отдали нож, вот так просто? Он же им что только ни резал, даже грязь с подошвы счищал, было дело. А если бы сломал?
А если им и надо было, чтобы сломал?..
Тут пришла кикимора, Неждана, и отвлекла от этих мыслей. Принесла творог и сливки.
— Марьяша послала, — жалостливо сказала она. — Голодаешь, бедолашный, на вот тебе ещё яичко.
Она собиралась войти, но в дверь пройти не смогла, и видно было, ей это не понравилось. Василий пытался объяснить, что защита понадобилась от ночного душителя, но Неждана поджала губы на вытянутом вперёд лице, отдала ему миску, сунула в руку яйцо и на слова благодарности ответила только, что скажет Марьяше, пусть она кого другого посылает в следующий раз.
Ещё и яйцо оказалось сырым. Василий и сам не знал, с чего ждал варёное. Его это всё так доконало, что он так и сидел, уставившись в пустоту, пока руки не высохли, и только потом вышел на улицу, чтобы счистить со штанов остатки.
Конечно, ничего не отчистилось, надо было застирывать, а он не ходил за водой. Осталась, может, кружка, может, две. Потому Василий пошёл в баню, а оттуда как раз вышел Горыня, весь румяный, в свежей рубахе, и рассказал, как хорошо его банник попарил, он будто на свет заново родился. И банник виднелся в дверях за его спиной, приговаривал, что завсегда рад гостю дорогому.
Василий с тоской на лице прошёл мимо, спустился с холма, встал на камни у родничка, зачерпнул воду, втёр в штаны, поскользнулся и уселся с плеском, только лягушки прыгнули в разные стороны и недовольно раскричались.
— Да пошло оно всё, — сказал Василий в пустоту.
Штаны он застирал прямо так, сидя в воде и глядя в никуда. Потом выбрался, оглянулся, убедился, что зелёная слизь с камней въелась в ткань сзади, и пошёл, чавкая кроссовками, обратно домой.
Добряк сидел у себя, выглянул в окно и тут же спрятался. По-хорошему, с ним стоило поговорить ещё вчера, но тогда хотелось подумать, а сейчас не было настроения. Василий прошёл мимо.
Дома он поел вообще без аппетита, даже сразу не понял, что хрустит на зубах, а это яичная скорлупа попала в тарелку. Василий её прожевал. Ему было уже всё равно.
Потом он опустил голову на руки и так и сидел, пока снаружи его не окликнули. Пришёл Хохлик, скакал перед дверью, хотел, чтобы Василий шёл к Молчану. Без него, сказал, керативы не идут. Василий пытался его гнать. Было вообще не до того, и видеть никого не хотелось, и работу в любом случае нужно было остановить. Если есть хоть малейший риск, что нечисть решит издеваться над посетителями…
Всё же он пошёл. Только зачем его звали, неясно: Молчан не работал, спал в ларе, и Любима с Деяном тут не было.
— Идём, идём! — позвал Хохлик, потащил дальше, к дому плотника. Там они все и нашлись: и Деян, и Любим, и этот проклятый Горыня, как будто его клонировало и разнесло по всей деревне. Куда ни сунься, он там.
Деян в кои-то веки был доволен. В его дворе пахло деревом и смолой, шешки возились в стружках, карабкались на уложенные штабелем доски. В приоткрытом сарайчике ждали своего часа таблички с указателями, и Любим как раз трудился над одной. Присмотревшись, Василий понял, что тот опять перерисовывает русалку.
— А зачем? — спросил он. — Хорошо же было.
— Срамота была, — сурово ответил Горыня, хотя спросили не его. — Хотя и водяница, а всё ж девка, оттого вид должна иметь скромный, взгляд опущенный, ворот подвязанный и косы заплетённые.
Само собой, Василий тут же вскипел.
— Ты много в рекламе-то понимаешь? Брёвна, если хочешь, таскай и доски пили, а в эту область не лезь!
— Да уж разумею, что честным людям по нраву придётся, а от чего они глаза отведут да плюнут!
— И вы, значит, с ним согласны? — спросил Василий у грабов.
— Ну, — с неохотой сказал Любим, не глядя на него, — всё ж человек из стольного града прибыл. Должно быть, знает, как лучше…
Василий выпятил челюсть. Он хотел спорить, но понял, что это, в общем, ему на руку. Пусть слушают этого Горыню, который вообще не сечёт в продвижении, и никогда не раскрутятся.
— Окей, — сказал он сквозь зубы и сел на край лавки, одной из тех, которые хотели расставить по деревне. Хорошая лавка, со спинкой, с перилами — вот они, пока лежат отдельно, — и на перилах этих собирались вырезать русалок по описанию Василия, хвостатых и грудастых. Любим уже набрасывал рисунок углём, а теперь стёр, остались только размазанные чёрные пятна.
Василий решил терпеть — ну да, обидно, что пришёл какой-то хрен с горы и лезет, куда не просили, портит всё дело… но дело и нужно испортить. А если послушать, может, этот Горыня скажет что-то про колдуна. Хоть что-то полезное.