Выбрать главу

Я подошёл к озеру, от него веяло приятной прохладой. Мне стало забавно, потому что я поймал себя на мысли о том, что домик действительно рифмуется с озером. Ни о чем таком все годы моей жизни не задумывался, хотя, казалось бы, пора. Отделанный деревом фасад дома сочетался с большим толстым дубом, который стоял в метрах трёхстах от дома. Озеро стояло на том же расстоянии, что и дерево. Ощущалось что-то Левитановское. К дому была проложена дорожка из странного по цвету кирпича. В целом весь этот дом как будто хотел слиться с окружающим пространством. Только вот для чего? Я подошёл к красивой резной двери, какие видел только в вестернах. Моя рука сжалась в кулак и устремилась к двери, но провалилась в пустоту. Дверь совершенно неожиданно открыла молодая девушка, ей было явно больше двадцати, но меньше двадцати шести. Я к таким вещам чуток с детства. Кисть разрезала пустоту дверного проема и опустилась прямо на плечо тогда ещё незнакомой девушке. Я разжал кулак и поднял руку на уровень своего плеча. Получилось всё так, будто я поприветствовал ее каким-то тайным, известным только мне, замысловатым образом. Мне кажется, что неловко было только мне. Её взгляд был тверд, а мой, наверное, беспорядочен и слаб. У меня вообще бывает когда-то твёрдый взгляд? Его нужно тренировать, или он сам проявляется? Обязательно нужно узнать. Я промямлил что-то на северо-южном диалекте утопцев. Её черные длинные до лопаток волосы немного поднял ветер. Это вызвало у меня неведомые фантомные воспоминания. Мой мозг запустил процесс визуализации, но будто никакого воспоминания и не было. Состояние было похоже на то, как когда ты удалил программу с компьютера, но оставил ярлык. Её естественные ухоженные брови сдвинулись с места. Её зелёно-желтые глаза излучали недоумение, веснушки дрогнули, когда она сморщилась. Её пухлые губы скривились в непонятном мне испуге.

– Вы кто? – с твёрдой уверенностью в голосе сказала она.

Странно, что она обо мне не слышала. Все, с кем я до этого имел честь разговаривать, знали меня. А здесь пришлось буквально знакомится, но, может, оно и к лучшему.

– Я у Богдана Алексеевича и Марины Семёновны живу, они меня подобрали. Я студент. Из Москвы. Решил съездить в другой город, вот.

– И что? Вы их родственник? – снова спросила она.

– Нет. Я вообще здесь случайно! Мне сказали, что я упал с моста, но я не помню. Если честно, мне трудно всё это вам сейчас объяснять. Меня сюда попросили прийти и пригласить на ужик к Богдану Алексеевичу. А я всё равно скоро уеду, не забивайте голову.

– Хорошо, не буду. Мне все понятно, спасибо. Можете идти, я очень хочу дописать начатое ещё неделю назад, а сегодня у меня как раз возникло вдохновение.

– Я и собирался. Мешать не буду.

Я уже отошёл от дома на добрых сто метров, как снова услышал её голос.

– Эй, Василе, скажи Марине Семёновне, чтобы лук в пирожки не клала.

Я обернулся, почесал затылок и прокричал в ответ с улыбкой на лице: «Конечно! Обязательно передам». Только отойдя на приличное расстояние, я вспомнил, что не называл своё имя. Не то, чтобы меня преследуют параноидальные мысли, но стоит перестраховываться. А что со мной вообще произошло? Я вернулся к дому и увидел, что она сидит под дубом возле озера с большой книгой и яростно записывала в неё что-то. Не в моём темпераменте беспокоить людей. Я бы не побеспокоил и доктора, если бы умирал. Какая-то древняя услужливость соседствовала в моей душе с постоянным ощущением несправедливости мира ко мне. Нужно было тогда подойти и спросить. Нужно было. На моем пути остался последний дом.

Дом с небесно-голубой крышей возле поля. Он стоял поодаль от других домов, и это меня насторожило. Но что меня не настораживает? Я сам себя иногда настораживаю, если честно. Дневник всё равно мой, что уж там. Меня до сих пор настораживает, что десять лет назад на празднике в честь дня рождения Вики я ударил того мальчика, разбил ему нос, и мне за это не стыдно. Хотя убеждаю себя в обратном. Если уж писать про все мысли, то у меня есть одна навязчивая. Нет, на самом деле меня преследует много мыслей. Я много думаю о своей «потере памяти», о своем «путешествии», о людях в балахонах, о моей первой ночи здесь, о власти в глазах той девушки, о том, существовал ли вообще до поездки. Но есть одна мысль, которая как осколок от гранаты застряла где-то между сосцевидным и миндалевидным телом в моём мозге. Мне кажется, что будто бы здесь умру. Не могу объяснить, как и почему, но осознаю это только с помощью навязчивой мысли. Всё чувственное во мне молчит.