Громадные катакомбы были заполнены совершенным освещением, производимым непрерывно действующими станциями, где из силы тысячи солнц производилась энергия, способная осветить все города на свете или же убить всех людей на Земле. Там же были обнаружены машины необычных форм, подобных людям, способные мыслить и считать, множество аппаратов, способных двигаться на земле, в воде и в воздухе – все те вращающиеся блюдца, треугольники и гидропланы, позволяющие перемещаться быстрее и выше птиц. Там же работали устройства, предназначенные для передачи звука и изображений, там же хранились два искусственных спутника, готовые к старту, благодаря которым, не выходя из Циболы, наблюдать за всем, происходящим во всем мире.
Как же стало возможным то, что все это действовало в течение тысячелетий – ответ на это дали искусственные существа, особенно хитроумные аппараты, шестиногие, похожие на больших муравьев, ответственные за консервацию устройств, ремонтирующие сами себя. Что самое главное, эти механические существа, которые молниеносно обучились ацтекскому языку столь совершенно, словно бы владели им с самого детства, оказались чрезвычайно послушными своим новым хозяевам. Чрезвычайно, хотя и небезгранично.
Их система ценностей, привитая конструкторами в их искусственные мозги, не позволяла убивать людей ни в какой иной цели, кроме как ради обороны, она же не соглашалась с насилием, с причинением страданий…
Понятное дело, им нельзя было вырвать сердец, поскольку их у них и не было – но через довольно короткое время механических муравьев разбили и разобрали на кусочки, прежде чем те смогли помешать ацтекам в их планах.
Мои собеседники рассказывали, что последний из этих механических муравьев даже пробовал уничтожить всю пирамиду так, чтобы она не досталась в руки захватчиков, но не успел. Зачем он хотел сделать это, вопреки привитому ему инстинкту самосохранения?
Наверняка, он заметил то же самое, что и я. В блестящем развитии Циболы скрывалось нечто ужасающее. Ацтеки, которые, благодаря Карлосу, завладели всем этим богатство знаний и умений, в глубине души оставались теми же самыми жрецами из Теночтитлана, не способными освободиться от предрассудков и снов о мести, к тому же, окруженными толпами грязных и босых туземцев.
Я понимал благородный замысел Каникулян – вымирая, они желали, чтобы их наследие попало в руки достойных последователей и послужило их расцвету – они верили, возможно, даже наивно, что у открывателей постепенное изучение оставленных им загадок и решение головоломок займет столетия, и эти же века будут заполнены совершенствованием не одних только умов, но и универсальных добродетелей: размышлений, милосердия, терпимости… Красный Язяк, сам того не желая, сократил этот процесс. Отмычкой, вынесенной из наследия греческой античности и опыта полутора тысяч лет христианства, он вскрыл двери технического Сезама для народа, словно бы перенесенного из времен, предшествующих Гомеру.
И охватил меня громаднейший страх, когда это дошло до меня.
А еще больший страх охватил меня, когда я понял, для чего я здесь очутился.
Вот уже, как минимум, лет десять здесь искали недостающий элемент. Ацтеки искали способа открыть последние врата, размещенные глубоко под основанием пирамиды – врат, за которыми скрывалась власть над космосом, вечной жизнью, возможно – даже и временем… Хотя, с другой стороны, если бы такое знание и вправду существовало, почему сами Каникуляне им не воспользовались? Почему они не применили его для того, чтобы спастись от вымирания? Возможно, не смогли. Возможно, им не хватило времени. Древние тексты свидетельствуют, что их горячечные попытки воспитания наследника, человека по-настоящему "мыслящего", шли медленно и ч чрезмерным сопротивлением. Думаю, им не хватило буквально пары тысячелетий. Я же читал потрясающие песни Каникулян о вымирании – поначалу их жило несколько десятка, потом полтора десятка, в конце концов, остались двое. Последний решил закрыть пирамиду и на самом нижнем уровне погрузиться в вечный сон. И ждать. А вдруг он ожидает и до сих пор?
Ацтеки хотели, чтобы я привел их туда. Почему я, Альваро из Монтеррея? В физике, математике, химии они опережали меня в небывалой степени. Что мог предложить им я, скорее, практик, чем мудрец? Тем не менее, по задумке тех, которые меня похитили, имелось во мне что-то, существовало в той цивилизации, из которой я родом, что могло представлять собой недостающий зуб у ключа.