В глубине души я признавал его правоту, но, будучи командиром, не мог показать этого.
– Но как бы мы могли туда попасть? – Фушерон перешел к конкретным деталям, не обращая внимания на стоны моего consigliore.
Они наверняка приготовлены к визиту непрошеных гостей.
– Альваро оставил замечательный план. Мы войдем по руслу подземной реки, – у Лино не было ни малейших сомнений.
– Но ведь это же было бы самоубийством! – мой толстый ученик схватился за голову.
– Раз самому Альваро удалось выбраться этим путем из города, – неожиданно поддержал Лино де Лис, – то и нашей группе, имеющей веревки и парочку водонепроницаемых фонарей, должно удастся туда пройти.
– Я не справлюсь, – признал мой слуга с небывалой откровенностью. – Я не умею хорошо плавать, к тому же – страдаю клаустрофобией. Я бы только помешал вашей экспедиции, а вот оставшись здесь, я мог бы присмотреть за лошадями и прикрыть тылы.
– Тогда оставайся, – спокойно сказал я. – Спрятавшись среди скал, станешь ожидать нашего возвращения, если же нам не удастся вернуться в течение недели, попытаешься добраться до людских поселений вместе с дневником испанца и моими записками. Зная твое хитроумие, я надеюсь, что тебе удастся добраться до Европы и представить синьору Ришелье или, если не застанешь его в живых, синьору Мазарини, отчет по тому, что нам удалось узнать.
– Так что же, я должен буду остаться совершенно один в этой пустыне? – обеспокоился тот.
– Я считаю, что вместе с ним должна остаться мадемуазель Катони, – сказал капитан Гаспар Фруассарт. – Считаю, что ожидающие нас труды, многократно превышают силы даже такой храброй женщины.
Мне казалось, что высказанное предложение встретится с жарким протестом Лауры, но, к моему удивлению, девушка кивнула.
– Я буду ждать, – сообщила она с легким разочарованием.
На том мы и постановили. Договорились на том, что Ансельмо с Лаурой должны будут ждать нас десять дней, а потом уходить.
– Только не плач, – обратился я девушке, видя слезы, накапливающиеся в ее глазах. – Представь, что все, происходящее вокруг нас, это всего лишь сон, иногда красивым, иногда – страшным, но когда мы проснемся, то даже не будем его помнить.
Тогда она судорожно прижалась ко мне.
– Обещай мне, Альфредо, поклянись, что вернешься, я очень прошу тебя. Мы… То есть, я… Даже не знаю, что стану делать без тебя.
– Я сделаю все, что только в человеческих силах, чтобы вернуться, – сказал я в соответствии со всеми самыми откровенными желаниями.
– Все?
– Все.
– В таком случае, может ли капитан исполнить сейчас же мою просьбу? – Лаура подошла к Фруассарту. – Я бы хотела, месье, чтобы ты соединил нас узами брака.
– Прямо сейчас? – удивился Гаспар. – У капитана без судна таких полномочий нет.
– Я не хочу, чтобы ты делал это как капитан, сделай это как священник.
Сказав это, Лаура достала из узелка столу и молитвенник отца Педро.
– Вот уже тридцать лет я не священник, – глухим голосом произнес старый пират. – Я сволочь и многократный убийца.
– Но ведь никто не освободил тебя от данных тобою обетов, Гаспар, – не уступала Лаура.
Большинство из членов экспедиции, которые ничего не знали о тайнах старого корсара, прислушивалась к беседе, раскрыв рты.
– Я… Я не могу… – Фруассарт упустил столу на землю.
И в этот момент отозвался Эбен, который до сей поры редко когда публично брал голос:
– Сделай это, капитан, если не ради них, то ради той, которой я не знаю, но имя которой ты не раз выкрикивал во сне – ради Агнес.
Вся кровь сошла с лица Фруассарта. Внезапно он пошатнулся, словно зверь, пораженный стрелой в самое сердце. Мне казалось, что вот прямо сейчас он схватит саблю и на наших глазах разрубит негра. Но нет. Упал на колени, поднял столу, поцеловал ее, надел себе на шею.
– Подойдите, – хрипло произнес он.
Про церемонию больше ничего не помню, словно бы я и был там, и, вместе с тем – не был. Я чувствовал себя как-то странно. Все это я делал ради Лауры, понимая, что, по какой-то причине, она желает этого более всего. Не было у меня особых иллюзий в отношении нашей будущей встречи. Каким-то дополнительным чувством понимал я, что близится время моего освобождения, что недолго буду я ходить по этому свету.
Помню, как нам перевязали руки, мой перстень, полученный от Анны Австрийской, надетый на палец девушки вместо обручального кольца, сладкие уста Лауры. Объятия и похлопывания по спине всех остальных участников экспедиции, под конец слова Ансельмо, твердящего: "Буду для тебя стеречь ее, синьор, вплоть до конца дней моих!".