Отмахнулась от глупого опасения: «Разумеется, наденет, не полный же он кретин!» Но, с другой стороны, если не кретин, то зачем полетел на прогулочном «Стриже» в такую погоду?
Римма невольно принялась вслушиваться в окружающий мрак. Спрашивается, что можно разобрать за воем ветра и грохотом волн? Но — о, чудо! — почти сразу услышала человеческий крик. Не показалось? Она вся превратилась в слух, поводила головой из стороны в сторону, будто локаторы нацеливала. Откуда кричат? Взяла фонарь, попробовала светить за борт — без толку, в глазах рябит от бликов на гарцующих волнах.
Открылась ведущая к каютам дверь, оттуда высунулась голова Крапивкиной. Лицо бледное то ли от света сигнальных фонарей, то ли от «морской болезни».
— Римма, что случилось?!
— Человек за бортом! — коротко ответила Коршунова, тут же приложила палец к губам, призывая молчать. Спросила: — Ты крик слышишь?
Крапивкина прислушалась. Отрицательно качнула головой.
— Нет. Только ветер гудит!
Как так? Римма слышала крик о помощи всё более отчётливо. Прошла к носу яхты, уцепившись за форштаг, перегнулась через борт. Затем вдоль другого борта — к кокпиту. Остановилась. Теперь она точно знала направление. С расстоянием хуже. Ничего, найдёт! Больше не раздумывая, прыгнула за борт.
— Римма, стой! Ты что?! — донёсся испуганный крик подруги.
Плавала Коршунова хорошо, можно сказать — превосходно. Хоть в официальных соревнованиях со школьной скамьи не участвовала, но потягаться могла даже с сэлами. Но не при такой волне! Римма защёлкнула маску на лице, нырнула. На глубине десяти метров болтанка начала стихать. Проплыла, поднялась к поверхности. Вынырнув, оглянулась на огни яхты. Вроде несколько гребков сделала, а отнесло порядочно. Она опять вслушалась в рёв шторма. Ага, есть! Источник крика стал гораздо ближе. Правда, не прямо спереди, а правее.
Римма снова нырнула, поплыла как могла быстро, не забывая, в какую сторону сносит волна. Жаль, под водой крик не услышишь, не скорректируешь направление!
И вдруг — услышала? Нет, почудилось, разумеется! Но всё-таки рванула вверх. И чуть не врезалась в человека, отчаянно дрыгающего ногами.
— Спокойно, спокойно, я тут! — крикнула, вынырнув. — Держись за меня!
Человек не паниковал — во-первых, спасательный жилет надел — во-вторых. Собственно, он и не тонул: выбрался из кабины упавшего автограва и ждал, когда его подберут спасатели. Это была хорошая новость. Плохая: температура воды — пять градусов, и нахлебался он этой воды наверняка. Римма перевернула его на спину, схватила за ремень на жилете, потянула. Предупредила:
— Я тебя вытащу, не пытайся помогать! — И — в ларингофон: — Алекс, я его нашла! Пеленгуешь мой сигнал, сможешь подвести яхту?
Горошина телефона в ухе ожила:
— Сильно близко не получится, босс. Рыскание большое, боюсь задеть вас.
Спасаемый всё же пытался помогать, колошматил по воде ногами. Это Римме не мешало. В отличии от волн. Алекс самоотверженно старался подогнать яхту, но волны каждый раз отбрасывали пловчиху с «прицепом» в сторону. Она-то могла прекратить эти «танцы» в любую минуту — нырнуть поглубже и преодолеть расстояние до яхты там. «Прицеп» не мог. И долго бултыхаться в холодной мартовской воде не мог. Каждая минута его пребывания здесь была лишней!
Когда рядом вынырнула голова Бро, Коршунова выдохнула с облегчением. А спасаемый испугался от неожиданности, дёрнулся в сторону, так что ремень жилета едва не выскользнул из ладони Риммы.
— Тихо, тихо! — успокоила она. — Всё нормально. Уже скоро!
Вдвоём в самом деле получилось гораздо быстрее. Алекс ждал в кокпите, принял пострадавшего, втянул на борт. Подставил плечо, повёл в салон, где хлопотала Крапивкина.
Римма взобралась по лесенке сама, и лишь тогда ощутила, скольких сил ей стоил заплыв. Доплелась до своей каюты, рухнула на койку не снимая гидрокостюм, — плевать, что мокрый! Следом сунулся Алекс, сообщил:
— Чрезвычайщики прибыли. Спрашивают, в каком состоянии Клейн, есть ли необходимость его немедленно транспортировать в клинику.
— Клейн? — Фамилия была знакома, но из-за усталости Коршунова никак не могла вспомнить откуда.
— Генрих Клейн, член Совета Федерации, — подтвердил Алекс. — Я пытался сразу сказать, но вы…
Ну конечно, Генрих Клейн, тот самый гениальный психолог и психиатр! Создатель методики, спасшей сотни тысяч несчастных «индейцев» от эпидемии суицидов! И получивший за это прозвище «Добрый доктор Клейн». У Коршуновой было собственное мнение относительно человеколюбия к заигравшимся мерзавцам, предавшим свою планету и свой народ, но вслух она его никогда не высказывала. Даже в разговоре с лучшими подругами.