В общем, всё как всегда — ничего в мире не меняется у разумных. И у всех разумных главная константа, красной нитью проходящая через века — нежелание использовать тот самый разум. Да, мы — милахи, а чё?..
Ещё одним большим делом, которым пришлось заняться, стала организация армии и её вооружение. Поскольку стали нам критически не хватало, то доспех бойцов сократился до кирасы и шлема-шапки. Зато у новой версии ружей появился штык-нож, приделывавшийся к ружью под дулом. Точнее, там теперь находилось крепление для этого самого ножа, а сами ножи бойцы таскали на поясе. В принципе, они были достаточно длинными, чтобы их можно было считать коротким мечом, хотя рубить ими было не очень удобно, а вот колоть — только в путь. К старым ружьям конструкцию держателя тоже приделали, хоть мастера и ругались на чём свет стоит…
Чтобы ножи не резали того, кто их носит, для всех понадобились ножны. И вот тут у нас просто беда случилась, потому что кожевенников в Мысе было явно недостаточно, чтобы успевать за литейщиками. Пришлось в срочном порядке объявлять дополнительный набор.
В общем, первый полк армии в пять сотен самых верных рыл начинал приобретать свои очертания. Параллельно с ним создавался и полк стражи, но общего в тренировках у них были разве что стрельба и строевая — а в остальном и задачи, и методы достижения целей были разные.
И да, я знаю, что полки бывают разные по численности, однако для наших условий подошло именно число в пять сотен — конечно, плюс-минус. В каждом полку предполагалось сделать по двадцать рот численностью по двадцать пять человек. После того боя с засадой вышронцев мы посчитали, что именно двадцать человек могут эффективность палить из укрытий под защитой двух малых пушек, чтобы раскатать отряд врага размером от полусотни до полутора сотен рыл.
Кнехт нас проконсультировал, что ходят вышронцы зачастую именно сотнями и полусотнями. Причём, бывает так, что у полусотни и сотни может быть одинаковое число солдат. А в сотне бойцов может вообще насчитываться до полутора сотен. Да какая разница? Большинство населения ещё считает по пальцам — до восьми! Кому не повезло по жизни, тот вообще до шести, семи — ну или ноги использует. Или вообще на глазок определяет…
Первые новости про вышронцев пришли, когда вернулся Котов из Железной долины, где спешно возводились новые укрепления. Именно туда и сунулся отряд из последних решашиархнутых с сотней рабов, которым предстояло копать железо. Отряд полёг весь, но и треть рабов, к сожалению, была убита — пушке и картечи всё равно, кого косить. Кто под шумок не спрятался, тот продолжает своё унылое рабское существование — если, конечно, не повезло отправиться на юг на возрождение. Остальных Котов притащил в Мыс.
— Как зовут? — что-то подобное я в течение следующего, после прибытия Котова, дня произносил ровно столько раз, сколько было освобождённых рабов.
— Ася…
— Здоровый мужик — и Ася? — на подобных вывертах имянаречения землян я обычно выгибал бровь, потому что ржать было уже просто неприлично.
— Не спрашивайте…
— Ладно! — пожалуй, я и не хотел знать, как же такое случилось. — Где сидел?
— У Острова.
— В Скорлупе, значит. Что видел?
— Ну я много чего видел… Что, всё рассказывать?
— Всё рассказывай. И ничего не упускай!
Вот так, пленник за пленником, нам приоткрывалась просто удручающая картина, сложившаяся на северной части острова. К тому моменту, как эти самые бывшие рабы попали в Мыс, там были подавлены последние остатки сопротивления. Не было больше ни унылых партизан, ни весёлых робингудов — были лишь вышронцы и их общество, на нижней ступеньке которого навечно укоренились «презренные бесхвостые».
Столицей вышронцев стала Обитель, которую они теперь активно отстраивали. Туда же отправился и глава всей местной ячейки завоевателей, которого мы немного убили под Мысом. А ещё там строился порт, куда постоянно прибывали корабли всё с новыми бойцами, сервами и ремесленниками. Ещё одним крупным пунктом кучкования стал Остров. А вот Эльдорадо вышронцам не приглянулся — они его назвали «глупым городом». Так что там сейчас размещался только гарнизон.