Слава встретил меня полуголым, в одних футбольных трусах и резиновых тапочках. Из его рта торчал шуруп.
— Привет, старик. Можешь зайти, я собираю мебель.
В коридоре стояли непрозрачные мешки, забитые мусором и вещами. На полу валялись доски с гвоздями наружу, шурупы, гайки. Ступать по полу было страшно в похоронных туфлях. На холодильнике лежал кирпич с приставшими к нему щепками.
Слава как раз наклонился к холодильнику, и я подумал — можно чуть сдвинуть кирпич к краю, и всё будет выглядеть как несчастный случай. Упал кирпич на голову — такое случается. Чтобы кирпич упал в квартире, это бывает, конечно, реже, но Слава же комик, у комиков всё не как у людей.
— Ясно, — сказал я, прицеливаясь, куда бы поставить ногу.
— Оказалось, эти мудаки из «Икеи» не привезли боковину. Как я теперь буду собирать шкаф без боковины, не знаешь?
— Ты какой-то грустный, — я почесал голову, ничего толком не соображая, пытаясь вытянуть из себя злобу, которая клокотала на первом этаже, но потерялась где-то между пятым и седьмым. Меня застала врасплох неудача Славы. Так не бывает. Как будто древнегреческий бог поскользнулся на кожуре. Я и подумать не мог, что это событие меня почти обрадует.
Слава посмотрел на меня с интересом.
— Вот уж кого не ожидал. Если бы случился апокалипсис, и на планете Земля остались мы вдвоём, ты бы, наверно, чем пришёл ко мне, лучше б сдох от ядовитых паров... или от чего там сдыхают при апокалипсисе?
— От того, что шестикрылый лев вырвет у тебя селезёнку, — я невольно усмехнулся. Сделалось совсем не по себе. Я понял, что не смогу спросить его напрямик. — Феликс сказал, ты типа заболел, вот решил тебя как бы проведать...
Улыбка на лице Славы чуть-чуть увяла. Она не пропадала в один момент, а таяла понемногу.
— Я уже давно не юзаю. Месяц как. Могу предложить гранат.
Комната Славы была просторной, пустой и опрятной. Одна из стен была вся завешана постерами немолодых и плешивых американских стендап-комиков. Большинство лиц я видел в первый раз. Вообще, я не очень любил их за однообразие тем — воинствующий атеизм, семейная жизнь, выпивка. Туповатый радостный взгляд и пивной живот. Но одно лицо выбивалось из всех прочих. Лицо с редкой спутанной бородой и в милицейском кителе на голое тело. На груди был медальон, отливавший золотом. Снизу — надпись радужным шрифтом «Девять чудес пророка Евгения».
— Это что за юморист?
— Это не юморист. Я точно не знаю, — Слава смотрел на плакат как будто впервые. — Эта штука была здесь до меня. Какой-то экстрасенс из 90-х. Хозяева сказали — делай что хочешь, но только не трогай плакат. Такая причуда у них. Эти святые люди сдают мне квартиру за 25 кусков! Я разрешу им даже...
— У тебя нет чего-нибудь выпить?
— Есть только водка. Но заходит трудно.
— Если другого нет.
Мы выпили по полрюмки. Гадость, прожигающая насквозь внутренности. Я выпил ещё одну целую. Слава внимательно на меня посмотрел. Я сидел на табурете, а он сидел передо мной на корточках.
— Ты пришёл, чтобы спросить про ту бабу?
Я попытался сказать «да», но даже этого не сумел, вырвался полухрип-полукашель.
— Я тебе сразу скажу, старик, я ничего не знаю. Видел её один раз. Слухам не надо верить. Я уже в курсе, неважно, откуда я знаю, но просто в курсе, что вы типа вместе. И я бы никогда не стал вклиниваться, ты меня знаешь.
Я кивнул. Было неясно, куда ставить пустую рюмку. Поставил на пол.
— А мне сказал Феликс. Точнее, он ничего конкретного не сказал, но создалось ощущение... — захотелось выпить ещё, хотя горло и без того горело. — Что вы с ней как бы, ну...
— Ну, может, слегка пососались, — легко отозвался Слава. — Я был немножко пьяненький. Это вообще не её вина, я просто свалился на неё случайно, сам знаешь, как это бывает. И больше ничего не было. Вот тебе крест.
Слава коротко перекрестился по-католически. Не знаю из-за чего именно, но мне захотелось плакать. Как же я мог так вляпаться? Всё тело заныло изнутри, как будто отбили внутренности. Хотелось уточнить какие-то мелочи — как целовались: с языком или без языка. Я стал говорить, что у меня есть к ней дело, на ходу придумал какую-то неубедительную ерунду, как бы случайно спросил, не помнит ли он её адреса.
Слава поднял на меня издевательские глаза. Он сидел на кортах, как гопник, волосы растрепались. Рядом с ним на полу лежал молоток и куча икеевских досок. Я выдержал его взгляд, он тряхнул головой и отвернулся.