— Верни на место! Там ещё не обсох клей! — крикнул Абрамов, с трудом волоча стремянку. Он почему-то нес её не перед собой, а волок на спине, как мешок картошки.
— А зачем стремянка?
— Для стройки. Завтра придётся ломиться в Калугу чуть свет.
— Ты опять что-то строишь?
— Второй похоронный дом! — сказал он с гордостью, но тут же слегка смутился. Мог бы сказать и раньше, я всё же не совсем посторонний ему человек.
Выехав наконец к «Фрезеру», мы встали в громадную пробку. Впервые за долгое время хотелось, чтобы Абрамов рассказал какую-нибудь историю. Но Абрамов всю дорогу молчал. Он бесконечно крутил ручку радио, пытаясь поймать несуществующую волну. Я знал, о чём он думает. Люди хоронятся как собаки сутулые, и это огромнейшая социальная проблема. Абрамову сложно в одиночку это преодолеть.
Иногда я думал, что мог бы работать в похоронном доме Абрамова. Я всегда стремился к тупой работе, которая позволит развязать мысли, пока копаю ямы или делаю ещё что-нибудь механическое. К тому же тишина и свежий воздух.
Я вспомнил загадочные слова Абрамова, сказанные ещё при нашем знакомстве: «Как попадают в наш бизнес? Просто однажды кто-то просит тебя понести гроб. И всё».
В районе было много мрачных и пыльных, похожих на заводские построек, но я ещё издалека опознал силуэт завода «Фрезер».
Две готические шестиугольные башни выглянули из-за забора. Забор из высоких стальных листов во всю длину был изрисован нервными линиями, напоминавшими кардиограмму.
Завода не было видно полностью, только кусок огромного дряхлого здания из грязно-жёлтых облупленных плит. В этой изношенной недолговечной советской громадине было какое-то благородство, и не только из-за готических труб. Он был похож на замок, вылепленный из мусора. Возникло впечатление, что это античные руины, в которых человек мог жить и работать тысячи лет назад.
Я попросил Абрамова притормозить у проходной. Точнее, можно было предположить, что раньше это была проходная, а теперь здесь висела табличка «Шаурма хаус», и во всё окно была фотография бойца смешанных единоборств Конора Макгрегора с прифотошопленной шаурмой в руках. Конор сообщал: «Только упорные тренировки и шаурма сделали меня тем, кто я есть».
На двери кафе висел массивный ржавый замок.
Рядом ещё сохранилась заводская табличка с красной надписью «Ф...зер». Эмблема под ней напоминала одновременно свастику и сюрикен. Я не сразу, но догадался, что это был фрезерный нож. Порывшись в карманах, достал один из подброшенных блокнотных листов и поднёс к эмблеме. Точно такой же рисунок, хотя кривой и совсем схематичный — ломаные линии, расходящиеся от центра, в круге.
Забор был очень высокий, свежий, сияющий — ни одной рекламы, которыми ограждения у трассы обыкновенно бывают густо залеплены. Только у поворота виднелась растяжка: «2020 год — здесь будет Остров радости». Отойдя к дороге, я разглядел кран подъёмника, бетонный остов, из которого торчали пучки свай, в проёмах были видны разбитые стёкла, хлам, грязь, ржавчина, прогнившие створки. Интересно, как из таких компонентов здесь собирались собрать «Остров радости». Я пытался представить себе эту жутковатую радость, когда совсем близко ко мне, чуть не зацепив боковым зеркалом, пронёсся чёрный микроавтобус с тонированными стёклами. На задних дверях я разглядел перекрещенные меч с копьём и крупную белую надпись «На Священный Иерусалим!».
Бегом я вернулся к Абрамову.
— Давай вон за тем автобусом!
— Ого! Погоня, — Абрамов завёл мотор, но тут же как будто бы что-то вспомнил, замедлился, придирчиво оглядел меня. — А знаешь, что тебе нужно сделать? Сменить причёску. Постричься.
— Что?
— Знаешь, так говорят? Новая причёска — новая жизнь. Постригись, как я, коротко. Хотя у тебя, наверное, странная форма черепа. Как и всё остальное. Ну знаешь. Странное.
Я взвыл.
— Ладно-ладно, он всё равно на светофоре застрял.
Не прошло и пяти минут, как автобус остановился у светло-серого, будто вытесанного из мела конструктивистского здания, из которого выступали крупные литеры «ДС Фрезер». Здание сияло огромными новыми окнами от пола до потолка. Чёрный микроавтобус занял последнее парковочное место. Почти все машины вокруг были бизнес-класса.
Из автобуса вышли двое парней — оба длинноволосые и худые. Они выглядели как музыканты, только у одного за спиной вместо гитары была завернутая во много слоев пенопласта алебарда, а у второго — круглый низенький щит вместо бас-бочки. Они остановились у входа, чтобы закурить.