Покатил тележку к кассе — минимальный набор продуктов уже был при мне. Но все кассы пустовали, и спящий охранник куда-то делся. «Теперь медленно повернись», — сказал я себе.
У ящика с мандаринами стоял монах-францисканец с опущенным на лицо капюшоном. Когда он чуть приподнял голову, свет упал на его голый скошенный подбородок. Я толкнул тележку в него и побежал к двери.
От резких поворотов на лестнице меня закрутило, но некогда было приводить в порядок вестибулярный аппарат, ломанулся вперёд, всё равно передо мной был только утопающий в темноте парк Сокольники.
Нырнув в узенькие ворота и в ту же секунду ощутив нахлынувший мрак, я понял, что это был дегенеративный поступок, достойный второстепенного персонажа фильма ужасов. Вместо того чтобы бежать к трассе, к свету, я выбрал темноту. Но теперь уж ничего другого не оставалось, и я бежал, скользя по мокрым после дождя листьям, бежал сколько хватало сил, не обращая внимания на красно-чёрные вспышки в глазах, а когда силы закончились, бросился животом на маленькую скамейку.
Вот тут меня и убьют, а я так и не пойму даже, за что. Я перевернулся, взглянул на небо. По небу плыли рваные бледные облака. Жаль, что они загородили звёзды. Я так и не успел уехать за город, а там сияет столько крошечных ярких звёзд.
В голове что-то сжималось и разжималось, она готова была лопнуть, как помидор под каблуком. Жирный розовый помидор так и остался лежать в тележке, не взвешенный. Я никогда не съем этот помидор. Не выпью бабушкиной целебной настойки. Абрамов сказал, она с землёй. С чего он взял? Я вспомнил странную склянку в шкафу у бабушки и попытался представить, какова настойка на вкус. Ничего землистого. Это враньё.
В парке стояла тишина. Только качались тяжёлые ветки. С одной на другую перелетела ночная птица и скрылась в стволе.
Среди листьев блестел золотой бок пивной банки. Я вспомнил, что где-то недалеко стоял самый нелепый артефакт парка Сокольники — позолоченная статуя «феи бухгалтерии», напоминавшая жертвенный алтарь. Она была вся обложена золотыми кубиками с надписями «кредит», «аванс», «прибыль» и «деньги». И мне всегда казалось, что бухгалтеры со всей страны приезжают к этой так называемой фее и кладут свои дары, чтобы её задобрить.
Лучше уж умереть у подножия божества, чем на скамейке. Ведь это совсем молодое божество, ещё не видевшее кровавых жертвоприношений, значит, хотя бы здесь я стану первопроходцем.
Я встал, заставил себя идти с приставшей к лицу дикой улыбкой. Какая же у меня была тяжёлая голова, как будто уже случилось спасительное кровоизлияние в мозг, а я и не заметил.
Феи бухгалтерии нигде не было, зато я вышел к пруду и понял, что оказался в совершенно другой части парка.
Это будет даже приятнее, напоследок потрогать прохладную воду рукой, запутаться пальцами в тине.
Старые доски скрипели под слабыми моими ногами, доски, распиленные, возможно, на том самом заводе «Фрезер», похожем на слепленный из мусора средневековый замок. Я встал на колени и, зачерпнув воду, умыл лицо. По воде пошла рябь, и я вспомнил о странном следе на тропе здоровья, как будто его оставили две переплетённые между собой змеи. Может, они живут здесь, в пруду? Вдруг до меня добежали круги с другого берега. Подняв глаза, я увидел чёрное существо на противоположной стороне пруда. У него было две головы, одна выше, другая ниже — нижняя качнулась и фыркнула. Это был рыцарь на лошади.
Такого всплеска сил я не испытывал никогда. Я подпрыгнул на месте, спружинив на досках, и понёсся назад, снова не разбирая дороги. Со всех сторон меня окружил топот копыт, я резко свернул между деревьями и стал взбираться на холм, спотыкаясь о каждый корень.
Только теперь я вспомнил, что так и не забрал из похоронного бюро Абрамова свои промокшие насквозь кроссовки, на мне всё это время были туфли мертвеца. Они не только не распадались, но так комфортно сжимали стопы, что не хотелось снимать их. Оказавшись на верхушке, я побежал, почти покатился вниз, к пустой и неосвещённой танцплощадке, где в дневное время старухи с тропы здоровья, побросав свои лыжные палки, танцевали друг с другом вальс.
Сбоку ко мне бросилась длинная фигура, и я машинально снова свернул, но слишком резко, из-под ног полетели камешки, я закружился, увидел, как на меня сверху несётся чёрное облако, и полетел головой вниз, успев в последний момент закрыться руками. Невыносимый грохот накрывал меня, а я катился от него, стучась локтями о землю, гнилые ветки лупили по плечам и лицу, грязные листья лезли в рот и волосы. Когда падение остановилось, я сразу стал карабкаться вверх на четвереньках, как животное. Попытался встать, но ноги скользили, было слишком мокро вокруг, я ударился рёбрами и наелся сладких листьев с землёй. Почва меня обволакивала, она была тёплой, податливой.