Заглушив мотор, ставлю машину на стояночный тормоз и, приоткрыв дверь, выбираюсь наружу. Руки мои с непривычки гудят, а левая нога слегка подустала. Все-таки педаль сцепления на этой машине достаточно тугая. В голове колонны мелькают фонари, кто-то идет оттуда по направлению ко мне.
— Кранц, старина!
— Похоже, что он свое уже отъездил.
— Ты кто? — и на мое лицо падает луч фонаря. — Откуда ты взялся в его машине?
— Меня фельдфебель на станции сюда посадил. Сказал, Кранц едет один, дорога трудная, будешь его развлекать разговорами.
— Да уж, вы тут неплохо развлекались, — усмехается невидимый собеседник. — Посмотри на себя, солдат!
Опускаю глаза вниз и вижу, что полы моей шинели густо заляпаны бурыми пятнами. Водитель — это его кровь.
— Это не я, слава богу, они не попали по мне ни разу. Я Кранца в кабине отодвигал, когда ему прилетело. Вот тогда, наверное, и испачкался.
— Как он там?
— Несколько попаданий в грудь, боюсь, что он умер сразу. Как меня не зацепило — ума не приложу. А что там дальше? За моей спиной взорвался бензовоз, и…
— Там оставалось еще две машины. Судя по тому, что никто из них до сих пор не дал о себе знать и не приехал сюда, они остались там навсегда. Тебе еще повезло, солдат, что ты вовремя сообразил пересесть за руль.
— Герр обер-лейтенант! — от головы колонны к нам не торопясь подходили несколько человек.
— Что там? — повернулся мой собеседник.
— Прибыла рота из полицейского батальона. Их командир просит вас к себе.
— Вот так всегда, — хмыкнул офицер, — когда эти бандиты лезут из лесу, их вечно не бывает поблизости. Зато потом… Скажи, я сейчас приду. А тебе, — поворачивается он ко мне, — сегодня несказанно повезло. Я бы на твоем месте отметил это дело хорошей выпивкой. Ты дважды счастливчик, солдат!
— Осмелюсь спросить, почему, герр обер-лейтенант?
— Потому что вовремя сообразил сесть за руль — это первое.
— А второе, герр обер-лейтенант?
— Так у тебя полный кузов артиллерийских снарядов! И это вторая причина выпить! Как твое имя, солдат?
— Макс Красовски, герр обер-лейтенант! После излечения направляюсь в маршевую роту.
— Я запомню тебя, солдат, и доложу о твоем поступке.
Получасом позже в машине уже был новый водитель. А подошедший вместе с ним фельдфебель принес мне новую шинель взамен испорченной. Она, правда, была немножко великоватой, но выбирать не приходилось.
А Кранца положили в кузов. Ему уже было все равно.
До места назначения мы добрались только под утро. Здесь колонна сворачивала налево, а моя дорога шла дальше. По моей просьбе, водитель притормозил около дорожного указателя, и я спрыгнул на землю.
— Удачи тебе, камрад! — машу рукой водителю. — Легкой дороги!
— И тебе того же! — кивает он в ответ. — Удачи!
Топая по узкой колее, раз за разом прокручиваю перед глазами ночное происшествие. Странно. Я совсем не понимаю, почему действовал именно подобным образом. Ведь гораздо логичнее, попросту выскочить из машины в лес и тихо уйти по кустам в сторону от места боя. Крайне маловероятно, что сидящие в засаде люди смогли бы меня в этом случае заметить. В глазах стрелков все еще плясали бы искры от собственных выстрелов, а в ушах раздавался их грохот. Так что ни увидеть меня, ни услышать, по крайне мере на более-менее значимом расстоянии, никто из них попросту не смог бы. А уж уйти тихо по лесу — это я могу достаточно хорошо. Что-что, а такие штучки делать мы вполне себе обучены. Стоп-стоп-стоп! А кто же меня всему этому обучал? Не помню. Но совершенно точно знаю, что могу ходить по лесу тихо! И этот маневр с грузовиком… Почему я выключил фары? Почему поступил вопреки всякой логике? Эти движения мне привычны и знакомы. Но ведь я никогда не водил грузовик! Или водил? Габариты машины я почувствовал. Пусть и не сразу, но почувствовал же! Всего разок кусты зацепил. Зато потом, даже и без фар по колее машину вел. Нет, тут явно что-то нечисто. Какой-такой дубинкой надо стукнуть себя по башке, чтобы там встали на место все шарики и ролики, именуемые столь возвышенным словом — «человеческая память»? Эх, сюда бы сейчас любезного доктора Крауци! Вот кто сумел бы разрешить все мои сомнения за пять минут! Но он теперь далеко… Где-то в генерал-губернаторстве. Поди, сыщи. Ладно, будем разбираться сами.
Командир маршевой роты, обер-лейтенант Хельмут Бользен, оказался худым, как жердь, высоким человеком с неприятным выражением лица. Как только дежурный доложил о моем прибытии, меня тот час же призвали предстать пред его начальственные очи. И первое, что я услышал, — неслабый нагоняй по поводу своего внешнего вида. Обер-лейтенанту не понравилась моя шинель. Вернее, то, как я в ней выглядел.
— Вы специально так оделись, солдат? — и голос у него был такой же неприятный, скрипучий, будто колодец с несмазанный воротом.
— Никак нет, герр обер-лейтенант! Просто эта шинель с чужого плеча, она мне велика.
— Вот как? А куда вы дели свою?
— Она была испачкана кровью, и вообще сильно пострадала.
— Неудачно побрились?
— Никак нет, герр обер-лейтенант. Сегодня ночью колонна автомашин, в одной из которых я ехал, была обстреляна из лесу бандитами. Я заменил убитого водителя и сел за руль машины. А в тот момент, когда его перекладывал, шинель испачкалась кровью, текущей из ран. Вот и распорядился начальник колонны выдать мне другую шинель. Он пообещал подать рапорт о данном случае.
— Хм, так передо мной, оказывается герой? — язвительно проговорил ротный.
— Никак нет, герр обер-лейтенант, я просто выполнял долг немецкого солдата.
— Долг? Ладно, и здесь у тебя будет возможность сделать то же самое. Я распоряжусь, чтобы тебе подыскали что-нибудь более подходящее по размеру. Свободен!
Нельзя сказать, что мое пребывание в этой части было развлечением. С самого раннего утра и до поздней ночи нас безжалостно гоняли по окрестностям. Мы рыли окопы, стреляли и бросали учебные гранаты. Во всем этом я находил для себя много знакомого. Несомненно, мне когда-то приходилось делать подобные вещи. Здесь фельджандарм, с которым я беседовал еще в госпитале, был совершенно прав. Но, тем не менее, я не раз ловил себя на мысли, что некоторые из тех вещей, которые нам преподавали сейчас, мне не только приходилось делать раньше, но делать это совсем по-другому. Но как, и почему? Ответа не находилось. Иногда на меня что-то накатывает и я рвусь в учебную атаку так же, как в настоящую боевую. И тогда взводный меня одергивает — не лезь вперед товарищей!
Впрочем, нам не оставляют достаточно времени для размышлений на какие-то отвлеченные темы. Только-только и успеваем, что поесть и передохнуть. На что-то большее уже этого не хватает. Да и не с кем нам особо разговаривать. Дыхание фронта ощущается даже и здесь, в тылу. Только-только переговоришь утром с соседом по койке — а в обед он уже собирает свои вещи. За неделю личный состав роты обновился почти на треть. Наш взводный офицер — лейтенант Макс Краузен, старый вояка. Прошедший еще ту войну, он смотрит на жизнь со здоровым цинизмом и справедливо не ожидает от жизни ничего хорошего. Поэтому он учит нас тому, что, по его мнению, и потребуется на фронте в первую очередь. Нет, строевая подготовка у нас есть — как же без этого? По-моему, армии, без строевой не бывает вообще. Но не она у нас поставлена во главу угла, стрельба, переползания — вот этим приходится заниматься постоянно, невзирая ни на какие погодные условия и прочие несерьезные (с точки зрения взводного) вещи. А вот рукопашной драки нам отчего-то совсем не преподают. На мой осторожный вопрос, Краузен делает удивленное лицо.
— Ты, наверное, действительно хорошо приложился головой, солдат! Хочешь сказать, что тебе уже когда-то приходилось сходиться с русскими врукопашную?
— Что-то такое помню, герр лейтенант.
— Надо же! — Краузен с интересом на меня смотрит, словно впервые увидел. — Немного я знавал людей, которые вот так, запросто, могли бы это сказать!