Вот я снова встала на пятнадцать минут раньше, чтобы пойти и сварить кофе для него.
Окна запотели, и я решила пальцем нарисовать сердечко. Пашка вышел из комнаты, увидел рисунок и сказал:
- Верусь, ну вот зачем? Я итак знаю, что ты меня любишь! Оставь как есть, не пачкай стекло больше.
Я знала, что люблю его.
Кофе он выпил, и съел рисовую кашу.
На выставке мы изучали новую коллекцию бабочек и стрекоз. Я боюсь стрекоз. У них такие стеклянные огромные глаза. Выглядят так, будто они трехглавые. Но Пашка смотрел, казалось, на это с интересом. А я рассматривала крылья бабочек и ставила, мысленно, им баллы за красоту.
Потом мы пришли домой и Паша включил музыку. Он лёг на кровать и подозвал меня.
Мы полежали так немного. Я помяла его уши. Я любила их трогать, потому что таких нежных и мягких ушей ещё ни у кого не встречала.
Утром я ему сварила чёрный кофе и опять ждала, пока он выйдет и скажет мне: "Доброе утро, Верусик!"
А он вышел и сказал.
Пашка пил кофе, ел печеночные оладьи.
Вечером мы вернулись с выставки. Он включил музыку и подозвал меня к себе на кровать. Он обнял меня и потрепал мой пирсингованный сосок.
- Пашка, - поворачиваюсь я к нему. - А подари мне новое кольцо в сосок!
- Не подарю, Верусик, тебе с этим неплохо!
А на следующий день меня на кухне, прямо в тарелочке с гренками, ждало серебряное колечко.
Вот какие сюрпризы он любил.
- Паша, а ты точно меня не дуришь? - спросила я после очередного ночного рейда на кухню, за которым подсмотрела.
- Что, Верусь?
Самое страшное, то, что я доверяла Пашке. Даже когда находила у него в кармане женские сигареты "Вог".
Он отвечал, что действительно, он курит такие.
В его карманах были найдены чупа-чупсы и жевательные конфеты. Зефир и козинаки. Чеки из Макдональдса и KFC. И снова женские сигареты.
Я иногда ломала их прямо у него в кармане. Табак сыпался, и от моих рук ужасно воняло.
Как-то раз я прихожу домой и застаю Пашку, привязанного за руки веревками к кровати.
Ноги его тоже были привязаны. Он никак не мог освободиться и говорить, так как рот его был заклеен очень прочным пластырем, сверху-скотчем, а поверх скотча была наклеена широкая липкая лента.
На матрасе под ним было жёлтое пятно, и пахло сыростью. Свет был погашен, шторы опущены и комната приобрела к вечеру уже очень темный вид. Шторы можно было и открыть.
Это я и сделала, как только прошла в комнату .
Я знала, что, на каждое мое движение Паша сейчас смотрит. Это знание было, где-то даже не в голове, а внутри тела.
Я щёлкнула настольную лампу и в комнате появился яркий теплый круг. Я хорошо могла разглядеть следы от веревок на его запястьях. Он растер их, когда пытался освободиться. Скорее всего, он думал, что сможет порвать веревки резкими рывками.
Я пошла в туалет за его голубой зубной щеткой. Его взгляд отражал испуг и недопонимание. А я лишь просто хотела проверить, боится ли он щекотки. За все время нашей романтики, я не удосужилась это сделать.
Легонько, совсем по-доброму, я начала чесать ему ступни. Щёточкой.
Щих-щих-щих!!
Пашка начал ограниченно дёргаться. Веревки обуяли его движения и получалось чересчур забавно на это глядеть.
Он пытается остановить мои действия,но я продолжаю их делать.
И я поднимаюсь повыше. Прохожусь щёточкой по икрам.
Щих-щих-щих!
На икры почти не действовало, поэтому я решила попробовать низ живота. И, конечно, ему было очень щекотно. Его тело изображало волны, оно то поднималось, то быстро опускалось на кровать. Оно билось, стучалось о матрас. Змеей. Такой скорости было сложно ожидать от Пашки, ведь в постели он был всегда очень медлительным. Я не к тому, что это плохо. Это, наверно, даже, слишком хорошо.
Пашка вихлялся как червяк, скуля что-то через заклеенный рот. Его челюсти сводило. Он пытался раскрыть рот, чтобы порвать скотч, и ленты. Было видно, как у него не получалось, как грозно он морщил брови, стрелял глазами прямо в меня.
Я колебалась,то приходя в ужас, то возвращаясь к рассудку.
А в его глазах бился вопрос, словно хотел вылететь сквозь глазное яблоко и просочиться пулей через зрачок: «ПОЧЕМУ»
Но я бы сказала, что на глупые вопросы не отвечаю.
Много раз Пашка снимал меня на камеру дома. Он подглядывал, как я моюсь в душе и устанавливал камеру на пол душевой кабины, чтоб было видно от пяток до лица. Как дверь душевой ни открою, так взгляд сразу ведётся в правый нижний угол. Там, в водонепроницаемом силиконовом черно-жёлтом чехле, стоит его устройство и записывает.