— На Уаимоясоса пули не действуют. Мы должны обойти место, где лежат скелеты. Это в пяти сотнях шагов отсюда. Подходить близко опасно. Пойдём вокруг, выйдем к гряде, к водопаду. Там каменная стена уходит ко дну, закрытому туманом. Камень летит туда пятнадцать мгновений, но там никто из охотников не погиб. Саурно хочет, чтобы вы все остались в живых, — сказал индеец.
— Безопасность это наше второе имя, — согласился Дыбаль, — хорошо, что Ро теперь почти родственник туземцу, это гарантирует его заботу.
Отряд продолжил путь. Ботинки по-прежнему утопали в сырой почве, скрытой листьями, мхами, травами и цветами. Там, где земля не была покрыта растениями, её покрывали жуки, муравьи и гусеницы. Над головами возились и голосили попугаи всех мастей, арасари, кукушки, шныряли обезьянки.
Начало смеркаться. Скудный под сводами деревьев свет, стал настолько слабым, что люди, не видели спину идущих впереди, а листва из тёмно-зелёной, превратилась в чёрную. Москиты настойчиво атаковали лица и руки людей. Орхидеи распространяли такой аромат, что казалось, вблизи разлиты лужицы парфюмерии. Многоголосый гомон, с заходом Солнца начал усиливаться. Сквозь перепевы птиц, пирующих соками плодов и пыльцой, слышался клёкот хищных птиц, писк летучих мышей и рычание зверя.
Несколько раз Саурно останавливался:
— Ягуар вышел на охоту, не будем ему мешать.
Всё ближе слышался шум воды.
На стволах теперь было особенно много мха и грибов, липкой плесени и слизи. Почва под ногами пружинила как матрас. До водопада оставалось не более полумили, когда справа взлетела стая летучих мышей. Движение крыльев породило звук, напоминающий аплодисменты зрителей в ожидании представления.
Саурно застыл, перекрестился, снял с плеча автомат:
— Уаимоясос вспугнул кожаные крылья, и дышит мне в уши.
— Если это бессмертное страшилище, то зачем тебе автомат, что он тут может сделать? — Дыбаль перевесил свою винтовку из-за спины на грудь, — ты меня поражаешь, у самого спутниковая связь, GPS, телевизор, солнечные батареи, а веришь в мистику.
— Что случилось? — подошедший к ним Айдем махал перед носом веером из папоротника, разгоняя насекомых, — уже ночь, а мы не вышли к ущелью и не начали спуск. Среди веток в темноте без глаз и ног останемся. Не видно ничего, а фонари зажигать нельзя.
— Уаимоясос не любит фонари, — согласиться Саурно, — кто-то вспугнул кожаные крылья, но я чувствую людей или зверей.
— Тут всё пахнет, бегает и летает в таком количестве, словно сюда выпустили все зоопарки мира. Никогда не буду больше смотреть Discovery, — мрачно пошутил Маклифф.
— Тише, — замотал головой индеец и присел на корточки.
К спорящим, кряхтя и ругая вполголоса Америку от Панамы до Мыса Горн, подошёл Уайтгауз. Он начал пристраиваться на привал под кустом папоротника. После утомительной ночи у Агилара и марш-броска при стопроцентной влажности, в разряженном воздухе высокогорья, он двигался и соображал замедленно. Вес амуниции, воды и оружия делал его шумным и злым.
Остальные тоже начали садиться, кто на рюкзаки, кто на корточки. Понсио прислонился спиной к дереву и стал разглядывать темноту. Ничего, кроме суеты летучих мышей, птиц и прочей живности, вокруг не происходило. Ни голосов, ни треска ветвей, ни лучей фонариков. Даже рык ягуара растворился в шуме водопада.
Когда все уже решили продолжить путь, а Уайтгауз стал думать, как заставить себя подняться, в воздухе что-то взвизгнуло. Посыпалась листва. Кепка с головы Уайтгауза слетела и повисла на ветке. Сразу вслед за этим раздался сухой щелчок выстрела.
— Что за чёрт? — Уайтгауз распластался на земле, — меня чуть не убили!
Дотянувшись до бейсболки, он показал остальным палец, просунутый в дырку посредине эмблемы NASA. Несколько минут все лежали, выставив перед собой оружие, ожидая выстрелов, всматриваясь в силуэты окружающих деревьев сквозь прорези прицельных планок и зрачки коллиматорных прицелов. Пот катился по щекам людей, будто шёл дождь, стук сердец, казалось, можно было услышать за милю, ноги и руки тяжелели от усталости. Саурно нервничал, дёргал на шее амулет, проверял остроту мачете, крестился.
— Ничего не вижу, — тихо произнёс Дыбаль перестал водить из стороны в сторону окуляром теплового прицела, — кроме пятен летучих мышей, обезьян и всякой мелочи, ничего нет.