«Ой, ой!» — визжал Пуцек.
«Держись, держись!» — подбадривал его Рексик, описывая в воздухе головокружительные фигуры на коровьем хвосте.
«Худо мне от этой карусели!» — жаловался Пуцек.
«И меня мутит! Но надо терпеть!» — отвечал Рекс.
В этот момент хвост выскользнул у Пуцека из зубов.
«Погибаю!» — успел крикнуть Пуцек. Он описал в воздухе красивую дугу и шлёпнулся оземь с такой силой, что распластался на траве, как лягушка.
Пеструха, почувствовав облегчение, сделала несколько шагов вперёд. Бурёнка заметила, что Пеструхин хвост освободился, и ей стало завидно.
«Ну-у погоди!» — промычала она, оглянувшись на свой хвост. И как лягнёт обеими ногами назад! Счастье Рекса, что копыто не угодило ему в голову. И так у него искры из глаз посыпались!
Он отлетел на несколько шагов, много раз перекувырнувшись на дороге. Сел. Осмотрелся. Пуцек подковылял к нему.
«Видно, не пить нам сегодня молока», — грустно произнёс он.
«А где ты видел, чтобы пили молоко, когда солнца нет на небе?» — заворчал на него Рекс и начал усиленно чесаться, растирая побитые кости.
Кап, кап, кап!
Одна за другой с неба начали падать капли. Всё чаще, всё чаще...
Пуцек, очень не любивший дождя, обратился в бегство.
«Домой, домой!» — кричал он.
«Беги, беги! Там тебя Катерина дожидается!» — залаял ему вслед Рекс.
Пуцек остановился. Ему что-то не хотелось встречаться в Катериной. Он хорошо помнил, что от неё уже получил, и догадывался, что это был только задаток.
«Ну что ж не идёшь?» — дразнил Рекс.
«Успеется!» — отвечал Пуцек.
Он, словно и не собирался домой, принялся гоняться за коровами. Бегал вокруг них, тявкал, не забывая, правда, держаться на безопасном расстоянии от их рогов и копыт.
Скоро, впрочем, эта забава ему надоела.
Дождь лил вовсю. Пёсик намок, как губка. Он, словно в лихорадке, щёлкал зубами.
«Что, замёрз?» — спрашивает Рекс.
«З-замёрз!» — признаётся Пуцек.
«Ну и дурак! Кто же это бегает по дождю? Когда с неба течёт, надо прятаться!»
«Хорошо тебе говорить: "Прятаться!" А куда?»
«За мной!» — приказал Рексик.
Поджав хвост, он зарысил туда, где под навесом стоял маленький стожок сена. Рекс взобрался на сено. За ним и Пуцек с разбегу прыгнул на стог. Но бедный пёсик так отяжелел от воды, пропитавшей его пушистую шерсть, и так устал, что никак не мог влезть на сено.
«Лезь!» — командует Рекс.
«А я не могу-у!» — хнычет Пуцек.
«Лезь, когда тебе говорят!»
«Не могу-у! Домой хочу-у!»
«Сопляк! — с презрением проворчал Рекс. — Замучился я с этим растяпой! Пуцек! Последний раз говорю: влезешь или нет?»
«Не могу, честное щенячье, не могу-у-у!» — плачет-заливается Пуцек.
«Ну смотри же — вот как влезают!»
«Я знаю, как влезают, да никак не влезу-у! Хны-хны-хны! Помоги!»
Ничего не поделаешь! Пришлось Рексу слезть. Он ухватил Пуцека за шиворот, долго трудился — сопел, пыхтел. Наконец втащил друга в сено.
«Заруби себе на носу: если будешь ныть, так тебе задам, что Кицека вспомнишь! Понятно?» — сердито крикнул Рекс на Пуцека и, чтобы тот лучше понял, довольно основательно тяпнул его зубами.
Пуцек отскочил в сторону и, как мячик, покатился вниз. Бедняга угодил в яму, образовавшуюся, когда Катерина брала сено.
«Спасите!» — успел он крикнуть отчаянным голосом.
«Дожидайся! Так тебе и надо!» — с насмешкой ответил Рексик, заглядывая в пропасть, на дне которой лежал полуживой от страха Пуцек.
Но то ли сено на краю ямы было слишком рыхлое, то ли Рексик неудачно поставил ногу — словом, не успел он ахнуть, как свалился на своего приятеля.
«Вот видишь! И ты провалился! А хвастался!» — говорит Пуцек.
«Я и не свалился вовсе, а сам спрыгнул! — гордо отвечал Рекс. — Всегда в дождь сплю тут, в самом низу! Уютно, хорошо! Нигде лучше не выспишься!» — добавил он, свёртываясь клубком и зевая.
Пуцеку тоже не оставалось ничего лучшего, как уснуть. Он улёгся на сено, прикрыл нос хвостом и захрапел.
Сколько верёвочке ни виться, а кончику быть.
Щенки спали час, спали два. В конце концов проснулись.
«Я есть хочу!» — жалуется Пуцек.
«Ты всегда хочешь!» — заворчал Рекс.
«А разве ты не хочешь есть?»
«Поесть-то и я бы не прочь... — признаётся Рекс. — А дома сейчас, наверное, ужинают...»
«Так пошли домой!» — предлагает Пуцек.
«Пошли! — соглашается Рекс. — Вылезай!»
«Ты первый», — говорит Пуцек, не совсем понимавший, как вылезти.
«Ну смотри! Учись, как надо вылезать!» — гордо говорит Рекся и начинает карабкаться на сено.
Но, увы, он тотчас же съезжает вниз.
«Что-то у тебя плохо получается», — насмешливо говорит Пуцек.
«Стань-ка тут, я по тебе влезу!» — командует Рекс.
«А меня так и бросишь?»
Рекс презрительно смотри на приятеля:
«Не я, что ли, втащил тебя на стог?»
Пуцек послушно становится туда, где ему велел стать Рекся. Но, увы, напрасно он вставал на цыпочки, пружинил спину: едва ступив на сено, Рекс скатывался обратно.
«Что же будет?» — всхлипнул наконец Пуцек.
На этот раз и Рекся не смог сказать ничего ободряющего.
Стыдно мне рассказывать, но, когда стемнело, из стога нёсся такой плач, что слышно было в дальнем конце сада.
— Кто это там воет? — спрашиваю я Катерину.
— А кто ж его знает? Может, «нечистый»? — шепчет она и набожно крестится.
— А Рекся и Пуцек дома?
— Совсем недавно видела их в саду. Да разве за ними усмотришь? Болтаются где-нибудь.
«Ну, — думаю, — не иначе, как они! Забрались куда-нибудь и вылезти не могут!»
Вытащил я дружков из сена. Вид у них был неважный. Морды были такие несчастные и перепуганные, что я не знал, плакать или смеяться, на них глядя.
Я было хотел простить им проступок, на который жаловалась Катерина. Она утверждала, что у одной уточки, породистой уточки, привезённой за тридевять земель, поломана лапка, и обвиняла в этом преступлении Пуцека.
О прощении она не хотела и слышать:
— Не будет порядка в доме, пока вы будете всё этим безобразникам прощать! Или есть справедливость, или нет её! Человек тут надрывается на работе, а толк какой! Ты одно, а они другое! Всё, всё им можно, озорникам несчастным! — возмущалась она. — Или наведёте вы с ними порядок, или ноги моей не будет в этом доме! Тут собаке больше уважения, чем человеку! — крикнула она напоследок.
Ну что ж, справедливость так справедливость! А так как я был убеждён, что если Пуцек что и натворил, то не иначе, как по наущению Рексика, то приговорил обоих дружков к домашнему аресту.
Весь день просидели щенята взаперти, в чулане.
Только поднявшись на задние ноги, могли узники выглянуть в щёлку, поглядеть, что творится на белом свете.
Видите, какой у них грустный, пришибленный вид? Полюбуйтесь.
А если хотите, я вам как-нибудь ещё расскажу об этих собачонках. Потому что — должен вам признаться — люблю я этих безобразников. Может быть, как раз за то, что хоть они и растяпы, но у них так много выдумки и изобретательности!
