Сердце и не билось вовсе... иначе от увиденного оно разорвалось бы... Осман Петрович летел. Летел над ночным городом, рассекая воздушный поток в образе самого настоящего черта с копытами и хвостом, вопреки существующим законом мироздания и законам аэродинамики в частности. Почему-то последнее казалось ему особенно обидным, словно ожил в нем тот прежний наивный юноша, увлеченный небом и самолетами. Но не может черт летать, крыльев нет, двигателя нет... Однако летел же! Летел, подгоняемый сумасшедшей наездницей, лавируя в потоке и закладывая виражи, ежесекундно умирая от восторга и ужаса необъяснимого полета, забывая даже дышать...
- Быстрей! Быстрей! Чтоб им пусто было! Выдумали тоже, Хуллоуин какой-то!
- Хэллоуин, - хрюкнул ректор, но тут же взвыл от боли в скрученном ухе.
- Это кто тут вякнул? Хуллоуин - и точка! Гони давай! Взяли моду, в такую холодину слеты устраивать! Вот неймется бабке, все молодится!
Ведьма пришпорила несчастного, уходя в крутое пике и опасно ныряя под провода ЛЭП, а потом дернула его за волосы и взмыла вверх.
Летели долго, Осман Петрович уже из сил выбиваться начал, но тут замаячила впереди она. Лысая гора. Они успели вовремя, ровно к началу ведьмовского шабаша. После полета в ночном небе ректором овладела странная решимость, как в нелепом сне, когда размывается грань реальности. Раз это сон, то чего бояться? Ведьма соскочила с него, погрозила пальцем, приказала сидеть тихо, но Осман Петрович вошел в раж и попытался ущипнуть голую красотку за попу, за что мигом огреб острыми ногтями по морде. Чертовка встряхнула длинными волосами, шлепнула себя по пышной груди и отправилась к костру.
Страшное и дикое было это сборище. Нечисть всех мастей слетелась, грелась возле костра и ждала сигнала верховной ведьмы. Та восседала верхом на огромном котле. Ужасная образина, необъятная, как долги студента перед деканатом, с нежно-зеленым цветом лица, кокетливой колючкой в жиденькой косичке, тройным подбородком и крючковатым носом в бородавках, она грозно зыркала по сторонам, цокала единственным желтым зубом и покрикивала на суетящихся помощников-умертвий. Что-то странно знакомое почудилось Осману Петровичу во всем происходящем, а потом его озарило. Ну ведь как есть, собрание ученого совета! Сейчас начнутся разборы полетов, ведра помоев, грызня, дележка общего корыта, наказание невиновных и награждение непричастных.
Ректор жадно разглядывал нечисть. Одна ведьма в облике громадной рассерженной кошки тащила маленького бесенка, а он упирался копытцами, недовольно сопел и пытался воткнуть наушники в уши, чтоб ее не слышать. А ведьма в ухо ему выговаривала, чтобы перестал по чужим ковенам шляться, заморские суши лопать, от вареников нос воротить! Синий утопленник-умертвие принимал от ведьм договора на человеческие души, тщательно их протоколируя, а второй, полуобугленный и без левой руки, собирал с нечисти подписи в явочном листе. Другая ведьма заявилась на шабаш с безобразной псиной. Секретарствующее умертвие сделало ей замечание, что ведьмам кошки положены по статусу, а та в ответ поводок отпустила.
- Ух! Теперь и второй руки лишится, - рядом с ректором хохотнул мужичок и толкнул его в многострадальный бок. - Новенький?
- Ох... Я? Да, можно и так сказать... А вы, простите, не имею честь знать?..
- Аполлон Игнатьевич, к вашим услугам, - церемонно поклонился тот и прищурился. - А, все ясно с вами. Проклятие, да?
- Какое проклятие? - не понял Осман Петрович. - Это ведь сон?
- Сон, - кивнул мужичок и сверкнул улыбкой с острыми белыми клыками. - Вечный сон. Но вы еще пока живы, так может того, а?.. На посошок? Уж очень кровушки теплой хочется...
- Чьей кровушки? Я не... Моей? - взвился ректор и тут же получил тумаков от черта с ведром на голове.
- Да тише, тише... Не надо так волноваться... - успокаивающе зашептал Аполлон Игнатьевич, пододвигаясь ближе и кивая на чудо-юдо. - Я ж только разок кусну... А вон оно живьем сожрать может.
Бесформенное чудовище вдруг зашевелилось, словно почуяв, что о нем разговаривают, заколыхалось гнусной слизью, протяжно вздохнуло и тоненько пропищало:
- Поднимите мне веки!
- Даже не вздумайте! - строго предупредил Аполлон Игнатьевич. - А то до рассвета шабаш затянется! Если оно начнет читать протокол и придираться к каждому пункту, сразу конец веселью. А я фуршета дождаться хочу.
Ректор ущипнул себя за заросшую шерстью щеку в отчаянной попытке уже наконец проснуться в больнице под капельницей после сердечного приступа или даже в тюремном лазарете. Где угодно, лишь бы подальше от этого безумия! Но ничего не изменилось, только старшая ведьма вдруг противно взвизгнула и объявила шабаш открытым. Нечисть потянулась к кострищу, бросая в котел свои подношения. Кто сердце живое, еще бьющееся, кто почку, кто голову отрезанную, а кто и скромную косточку... Сухонькая маленькая старушонка - божий одуванчик притащила целую авоську глаз, перемигнулась с главной и гордо высыпала добычу в котел.