Пытаясь решить, как поступить, я расхаживала взад-вперёд между стеллажами, не обращая никакого внимания на предмет моих размышлений. А зря…
— Ух, ты! Так Вы дочка королевская! А так сразу и не скажешь!..
— Что?! — я развернулась, как ужаленная. — Откуда ты…
Впрочем, вопрос был излишним. Пока моё тупоголовое высочество размышляло о судьбах мира в лице одной мелкой нахальной девчонки, эта самая девчонка заинтересовалась единственной доступной книгой — «Родословом». Этот толстенный фолиант, подаренный непутёвой дочурке Правителем на пятидесятилетие, лежал на специальной подставке, потому что не влез ни на одну полку. Мало того, он был открыт на той самой странице, где красовался мой портрет и присутствовал перечень всех титулов и регалий!
— Уйди оттуда! — рявкнула я. — Нечего хватать всё подряд!
— Я и не хватала, — обижено буркнула она. — Книжка так и лежала открытая. Просто посмотрела.
— И смотреть всё подряд тоже нечего! Сядь вот в кресло, и не шевелись!
Оли надулась, но послушалась. А я заметалась по комнате с удвоенной скоростью. Вот и какой ифит толкнул меня под локоть, когда я вздумала пригласить девчонку сюда?! Это же катастрофа! Если её отвести в Приют Обретённых, все моментально узнают, кто такая на самом деле магичка Рагетта. И всё, прощай Тракт, здравствуй, ректорское кресло, на веки вечные! А то и замужество. Такой скандал Па мне не простит. Попытаюсь брыкаться, может и вовсе из Рода исключить, бывали прецеденты.
«Прибить её по-тихому, что ли? — подумала я, с сомнением посмотрев на свернувшуюся на кожаных подушках оборванку. И тут же сама себя одернула, неприятно удивившись гадкому направлению собственных мыслей. — Совсем с катушек слетела с этим ректорством».
Оли сидела, поджав под себя босые ноги, и с непонятной смесью надежды и обиды смотрела на меня. Под этим взглядом я невольно поёжилась. До чего докатилась: пусть не всерьёз, но задумалась об убийстве ни в чём не повинного ребёнка.
Так. Подумаем ещё раз. В Приют ей теперь нельзя. Да и вообще никуда нельзя, если на то пошло. Мало ли, кому она попадётся, и кто услышит нелицеприятную для королевского рода правду. Может быть, через годик-другой, когда она повзрослеет и поймёт, что не всякую правду стоит озвучивать вслух, а кое-какую, так вообще надо сразу забыть. Но что с ней делать этот годик-другой?!
— Оли, а ты вообще кем хочешь стать, когда вырастешь?
— Магичкой! Как Вы! — с готовностью откликнулась приблуда, будто только и ждала этого вопроса. — Вы же мне говорили, что я могу выучиться, стать сильной колдуньей, и никто мне будет не указ!
Оп-па… Похоже, я была пьяна гораздо сильнее, чем мне казалось, когда несла подобный бред. Впрочем, сильной магичкой, при наличии учителей, она станет без сомнения. Но вот как я умудрилась ляпнуть, что над ней не будет начальников?! Свободолюбие в Приюте Обретённых выбивают в первую очередь!
«А ты сама-то как свою свободу отстаиваешь? — ехидно вклинился в мои мысли внутренний голос. — Ну, правильно, это же твоя свобода. Что тебе до свободы какой-то оборванки…»
— Заткнись, — буркнула я.
— Так я ничего и не говорю, — тут же откликнулась девчонка.
— Я не тебе.
Она демонстративно огляделась, но ничего не сказала. Впрочем, взгляд оказался красноречивее слов. Ага. Раздвоение личности во всей красе.
Я снова взглянула на часы и мысленно выругалась — до подъёма в академии оставалось полчаса.
— В общем, так, найдёныш, — она навострила уши, с некоторой опаской глядя на меня. Браво, Аленна, запугала ребёнка. — Пока поживёшь у меня. Позже решим, что с тобой делать.
— А когда? — Оли тут же потребовала конкретики.
— Как только освобожусь, так сразу, — невольно усмехнулась я.
— А можно мне пока книжку какую-нибудь почитать? — видимо, улыбка ободрила найдёныша сверх всякой меры. — А то скучно целый день сидеть. Я бы по дому что-то поделала. Так нечего же. Ваша нечисть всё делает раньше, чем я взяться успеваю.
— Книжку? Книжку можно, — отозвалась я, лихорадочно соображая, есть ли в моем обширном собрании нечто, что можно дать ребенку с такой силищей и не обнаружить потом на месте собственного дома груду развалин. — Только если ты пообещаешь ничего не пробовать на практике.