Вот потому и были все эти глупые, испортившие, наверное, всё тайны. Теперь-то Альберто жалел, но было уже поздно. Нерисса нашла себе кого-нибудь в академии, а ди Руаз сгорал от ревности, на которую не имел ни малейшего права.
Рубашка не поддавалась, местами прилипала к царапинам, пропитавшаяся кровью, и он с трудом отодрал от себя ткань и отшвырнул её прочь, как ненужную тряпку, а потом повернулся к зеркалу спиной и, насколько мог, повернул голову, рассчитывая увидеть, что же там происходило с его спиной.
Ничего хорошего, Альберто и так это понимал. Вся в отвратительных царапинах и с одним весьма глубоким порезом, не иначе как камень забился за воротник рубашки и прошёлся по его спине. Завтра будут ещё синяки, но это поправимо.
Болело не так сильно, а вот порез не радовал, шёл параллельно с позвоночником, чудо, что Альберто остался цел и ничего себе серьёзного не повредил. Для того, чтобы использовать исцеляющее заклинание, надо было прикоснуться к ране, а его руки туда не дотягивались, по крайней мере, с таким количеством мелких ранений и старой травмой плеча.
Опять придётся пить обезболивающее, чтобы воспользоваться волшебством, как следует.
Одержанная три года назад травма давно не давала о себе знать. Теперь Альберто смотрел на эти следы от чужих зубов с усмешкой, а ведь он так ненавидел их сначала. Оборотни, как и вампиры, отнюдь не так заразны, как о них рассказывают друг другу люди, и ди Руаз знал, что никогда не превратился в одного из них, но укус сумасшедшего полукровки, теперь гнившего где-то в тюрьме за все совершённые преступления, сначала казался ему постыдным.
Альберто с усмешкой вспомнил, как тогда рассказывал отцу, притворно сердясь: он ведь не сможет даже раздеться при свете, как жениться-то? Останется навеки свободным, как и мечтал в детстве, чтобы никакая женитьба не мешала работе.
Мама от отца сбежала, вытрепав ему нервы. Сейчас, став взрослым, Альберто предполагал, что герцог ди Руаз во многом сам был виноват, и, наверное, не просто так матушка подала на развод. Это с трудом удалось уладить тихо… Какой был бы позор!
Ди Руазы ведь никогда не позволяют подставить под удар собственную репутацию, гори она синим пламенем!
Зелья, которое так хорошо помогало Альберто, на месте не оказалось. Он припоминал, что не так давно опустошил последнюю бутылочку, но всё ещё надеялся на то, что хоть что-то осталось.
Нет, ни капли. Зато на глаза попалось нечто в странной формы бутылке. Напиток точно не принадлежал Альберто, ведь он практически не употреблял спиртное, разве что вино.
— Неужели подарок от предшественницы? — усмехнулся он. — Интересно, что за зараза?
Мужчина постучал ногтем по бутылке, и пробка, легко повинуясь заклинанию, выскочила прочь. Аромат, доносившийся из ёмкости, был отнюдь не таким противным, как Альберто рассчитывал с самого начала, но напиток, находившийся внутри, точно был довольно крепким.
Он ещё раз попытался вывернуться так, чтобы взглянуть на свою спину, но знал, что ничего утешительного там точно не увидит. Следовало использовать исцеляющее заклинание как можно скорее, иначе Альберто грозился схлопотать ещё один шрам.
Он прихватил бутылку с собой и направился наверх. Пить одному — как-то не с руки, и Альберто остановился рядом с портретом, который здесь повесила ещё Тильда.
— Привет, — поздоровался он с ним, как со старым знакомым. — Тебе, наверное, скучно здесь висеть? Но ты-то уже умер. Выпьешь со мной?
Ди Руаз рассмеялся. Портрет ему ответить не мог. Изображённый на нём мужчина и при жизни не обладал и каплей магии, если верить папеньке.
— И вот как ты без этого жил? — спросил Альберто. — Как ты держал в узде всех этих дураков, в целой стране, если я даже со стайкой профессоров справиться не могу?
Не заботясь уже о спине, о сел на пол и сделал большой глоток, отпивая прямо из горла.
Напиток оказался и вправду крепким и горьким. Альберто вздрогнул, чувствуя, как жидкость, терпкая на вкус, да и вообще, далёкая от приятной, обжигает его горло, но спустя минуту по телу разлилось приятное тепло, и он вновь взглянул на портрет.
Изображённый на нём королевский советник, человек с весьма запутанной биографией, живший лет двести назад, улыбался. Он улыбался и прежде, собственно говоря, с того момента, как Альберто сделал первый глоток, ничего не изменилось.
— А ты — редкий экземпляр, — вздохнул ди Руаз. — Никому не расскажешь, что маркиз Альберто пьёт в гордом одиночестве? — он хмыкнул. — Не расскажешь. Твои внуки тоже этим грешат. Или пра-пра… — он отмахнулся. — В общем, грешат, это не имеет значения. Странно, что ты почти нигде не улыбаешься, а наследники с таким весёлым нравом.
Если б человек с портрета мог ему подмигнуть, он бы это обязательно сделал. Но господин королевский советник оставался удивительно молчаливым.
В его время всё было так просто… мужчина, чьи внуки возглавили два самых больших государства того времени, давно уже умер — и вряд ли мог реинкарнировать. Человек, решавший судьбы целой державы, а то и не одной, вряд ли позволял себе пить какую-то гадость, ещё и в одиночестве.
Почему-то эта мысль развеселила Альберто. Он даже рассмеялся, чувствуя, как стремительно пьянеет, и забормотал заклинания, которые помогали исцелиться. Теперь пальцы нужной руки легко достали до пореза, и ди Руаз под аккомпанемент не слишком чётко выговариваемой формулы провёл по краю раны ладонью, чувствуя, как сходятся вместе её края.
Колдовство всегда доставляло ему огромное удовольствие. Удивительно, как только так получалось — стоит лишь тронуть, и всё встаёт на место.
— И как ты так жил? Неужели никогда не получал раны?
— Не стеснялся показывать жене шрамы. У меня их знаешь сколько было, мальчишка?
Альберто вздрогнул.
— Господин советник, — протянул он, — я не настолько много выпил.
Портрет, разумеется, молчал. Альберто заглянул в бутылку и обнаружил, что та почти пуста. И когда это он успел? Удивительно, такое противное на вкус, а так легко пилось! Ведь ди Руаз никогда не позволял себе принимать лишнее. Ему не нравилось пить, напротив, алкоголь вызывал только раздражение. Привычки запивать своё горе тоже не было.
Он подозревал, что слышал своё подсознание, а не покойного королевского советника. О его шрамах — десять или одиннадцать, через всю спину, кажется, от хлыста или от кнута, такие подробности не рассказывали на уроках истории, — знали все, как и о том, что его супругу не смущало даже низкое происхождение мужа, не говоря уж о его ранах.
Интересно, если эта великая женщина простила своему возлюбленному такие недостатки, на что обыкновенные люди были способны ради любви? Их-то куда меньше сдерживал статус.
— А ты подумай, — раздался раздражённый голос, — мальчика, кому было легче, дворянке выходить за пастуха или дочке богатого мага — за маркиза. И скажи, почему ж она послала постороннего мужчину, если никого не любила? М, мальчик?
Альберто вздохнул.
— Теперь это ничего не значит. А Нерисса всегда была свободолюбивой.
— Так и под венец самому надо было звать, а не через десятые руки.
- Наверное, она там даже не одна, господин советник, — усмехнулся Альберто.
— И отец этого мальчишки занимает мою должность! — грустно вздохнул покойный советник, точнее, плод его, Альберто, слишком разыгравшегося воображения. — А потом его сын тоже попытается устроиться на то же место? Надеюсь, этого никогда не случится. Сходи и проверь, ты что, зря ей ректорские покои отдал?