«А тут, — подумал Никита, — все так же упростили… Понятно…»
— Понял, — сказал Никита, — это — понял. Не понял только одного — я же пешком, а не на машине. Как меня можно…
— Можно! — не дав ему договорить, в один голос взревели Ексель и Моксель. — Откуда мы знаем, может, у тебя машина невидимая. В вашем мире нет невидимого транспорта, а в нашем есть!
На этот раз правдивые вообще из-за полного отсутствия воображения ифриты несколько кривили душой. Невидимый транспорт не существовал и в загробных мирах, а штрафовать пешеходов наравне с водителями придумал все тот же Артур Артурович. Вместе с этой идеей он разработал несколько версий объяснений попавшемуся, если тот вдруг начнет юлить. В случае с Никитой ифриты решили применить простейшее объяснение — тем более что Никита, как Ексель и Моксель уже выяснили, в загробном мире был новичком.
Поглядев на внушительные полосатые ятаганы, Никита спорить не стал.
— У меня нет денег, — сказал он только, — то есть, как их… фишников нет у меня.
Ифриты переглянулись.
— Если фишников нет, — проговорил Ексель, — тогда тебе придется на исправительных работах потрудиться.
— Придется, — кивнул и Моксель. — Скажи свой номер.
— Какой номер? — спросил Никита.
— Во придурок, — хмыкнул Ексель.
— Придурок и есть, — осклабился и Моксель.
— Нет, — довольный тем, что его принимают за придурка, проговорил Никита. — Я и правда не знаю какой номер…
— Идентификационный, — должны были сказать ифриты из ГАИИ, но никакой ифрит ничего подобного сроду не выговорит. Поэтому Ексель, вздохнув и вспомнив Свод Законов, принялся объяснять:
— Слушай сюда, придурок. Не знаю, как где, а в нашем мире каждое существо имеет свой номер. Чтобы легче было это… порядок соблюдать. По прибытии в наш мир тебя должен был опросить Совет, решить, в какую отрасль этой… как ее… общественной жизни тебя направить и выдать тебе личный… номер. Понял теперь, идиот?
Никита открыл было рот, и черт его знает, что наговорил бы он ифритам, как вдруг случилось нечто совершен но неожиданное. Порыв ветра швырнул Екселя и Мокселя в кювет, а Никита, который только что стоял на асфальтовой дороге, просто исчез.
— Безобразие! — завопил Ексель, поднимаясь из придорожной пыли. — Опять эта непонятная хреновина! Теперь в обратную сторону проскочила! И никак ее остановить нельзя!
— Проскочила! — выплюнув из обеих пастей набившийся туда мусор, прохрипел и Моксель. — И задержанного с собой утащила! Сволочь! Гнида!
И оба ифрита из ГАИИ одновременно погрозили кулаками в том направлении, где, окутанный пылью, скрылся странный агрегат, который, как немногим раньше определил бесследно пропавший Никита, был похож на сельскохозяйственный комбайн.
— Пошли, — сказал Ексель Мокселю, — на совещание опаздываем. А опаздывать нельзя. Взгреет нас Артур Артурович.
— Взгреет, — вздохнул Моксель, — пошли.
Агрегат между тем ни на какой комбайн похож не был. Он был похож… Впрочем, Никита, придя немного в себя, не сразу и вспомнил, что произошло, и о том, где он сейчас находится, не имел никакого понятия. Все, что случилось, случилось так быстро, что Никита не понял, как он оказался внутри того самого агрегата.
Пол ходил ходуном, а на полу лежал Никита. Четыре бревенчатые стены прыгали, как пьяные механизаторы, пляшущие краковяк. В углу подпрыгивала, тяжко ухая, какая-то грузная штуковина, в которой Никита не без удивления признал русскую печку. В печке громыхали чугунки и еще какая-то нехитрая утварь. На длинной лавочке, тянувшейся вдоль одной из стен, сидела, обняв руками колени, довольно внушительных объемов девушка в цветастом сарафане и синеньком скромном платочке. Под массивным задом девушки жалобно стонала подпрыгивающая лавка, а лицо у девушки, наверное, вследствие непонятного, но крайне буйного поведения всего помещения, было совершенно зеленого — ярко-травяного — цвета. Девушка никакого внимания на Никиту не обращала.
Никита лег и снова закрыл глаза. Так пролежал он довольно долго, но лежать было скучно и главное — очень неудобно, так как пол все время выскальзывал из-под спины, а стены грохотали, словно грозились обвалиться.
«И вообще, невежливо валяться, когда девушка рядом сидит, — подумал еще Никита, — пусть хоть и с зеленым лицом…»
Он открыл глаза. Девушка все так же сидела у стены, безучастно глядя в сторону.
— Привет, — сказал Никита, попытавшись приподняться.
Очередной толчок швырнул его едва ли не под потолок — и Никита приземлился прямо на задницу. Толчки, последовавшие сразу за этим, были не так сильны — по крайней мере Никита мог хоть как-то усидеть на той самой части своего тела, на которую шлепнулся после полета под потолок.
— Привет, — басом поздоровалась девушка, даже не взглянув на Никиту, — тебя тута не хватало…
— А я и не виноват, — проговорил Никита, уже успев сообразить, что хоть он и оказался черт знает как и черт знает где, но от ифритов спасся, — я сам не хотел сюда попадать. Кстати, где я нахожусь-то?
— Дурак, че ли? — все так же, не глядя на Никиту, презрительно скривила зеленое лицо девушка. — Не видишь, че ли? В избе ты находишься. Давно уже валяешься здесь…
Никита снова огляделся. Изба-то она изба, но почему так трясется? Ужасно трясется — если поднимешься с пола, наверняка не устоишь на ногах дольше пары секунд… Странная изба — чувствуешь себя здесь, как в нутре стиральной машины.
— Изба обнаковенная, — сказала девушка своим неподражаемым басом и потрогала за уголки повязанного на голове платочка, — на куриных ногах. Не видел никогда, че ли?
— Не видел, — признался Никита.
Вздрагивая и морщась от толчков, он подполз к стене, на которой под самым потолком виднелось маленькое окошко, рывком поднялся на ноги и, рискованно балансируя, ухватился руками за подоконник.
— Ой-йо… — только и выговорил Никита.
За окном, как на кадрах ускоренной киносъемки, мелькали клочья тумана, молниеносно менялся вид местности — короче говоря, было понятно, что скорость, с какой передвигалась избушка на куриных ногах, Михаэлю Шумахеру могла только присниться.
— Б-быстро, — пробормотал Никита, сползая по стене на корточки.
— Быстро, — подтвердила массивная девушка. Она повернулась к Никите — кажется, в первый раз за то время, что он здесь находился, — и осмотрела его с ног до головы. — А ты кто сам такой будешь?
— Никита я… — Никита пожал плечами и больше ничего определенного сказать не смог. — А ты кто? — быстро спросил он.
— Нюрка, — так же исчерпывающе ответила девушка.
— Очень приятно, — проговорил Никита, потому что ему и на самом деле было приятно общаться с девушкой, пусть громадных размеров, зеленолицей и неразговорчивой, чем болтаться в лапах у ифритов, — ну что, — закончил он дежурной фразой, — будем знакомы, давай дружить?
Девушка Нюрка, однако, фразу поняла буквально.
— Ой ли? — выпятив губы и прищурив глаза, отозвалась она. — И буду я с тобой дружить? Больно уж тощенький… маленький… задохленький ты какой-то…
— Я маленький? — удивился Никита. Он хотел было даже возмутиться, но промолчал. Маленьким он, конечно, не был, но по сравнению с этой девушкой, чей могучий торс выглядел таким же внушительным, как Царь-пушка, действительно казался мелковатым — и хоть Никита в университетах не обучался и Пажеский корпус не кончал, он прекрасно знал о том, что указывать даме на ее размеры и объемы — даже если замечания соответствуют действительности — последнее дело.
— Ладно… — сказал только Никита и, выдержав новый толчок, из-за которого он крепко приложился затылком о стену, продолжил: — Позволь тогда спросить… как тебя, говоришь?
— Нюрка, — фыркнула девушка.
— Дорогая Нюра, позволь тебя спросить, как я сюда попал?
— Как попал? — снова фыркнула Нюрка. — Так и попал… Склюнула она тебя…