Человек как-то снисходительно вздохнул, заложил правую руку за обшлаг мундира, а левую за спину и прошелся по комнате. Шаги его мягко стучали в тесном пространстве. Он подошел к одной из портьер, висящей напротив той, из которой он появился, и, поправляя пурпурные складки, снова вздохнул.
— А ведь мне говорили, что в ваше время в каждом учебнике мой портрет встретить можно, — проговорил он, — фигура, можно сказать, эпохального значения. Человек-символ. А ты меня не узнаешь…
Никита, внимательно и честно вглядывавшийся в незнакомца, пожал плечами.
— Извините, — сказал он, — я в школе-то… не особенно хорошо учился.
— Может быть, ты и имени моего не знаешь? — с горькой усмешкой поинтересовался человек в галифе.
— А… какое у вас имя?
Человек в галифе выпрямился, тряхнул волосами, подняв в неподвижном воздухе облачко перхоти, и четко выпалил, словно рубанул шашкой:
— Махно!
— А! — обрадовался Никита. — Знаю-знаю! Слышал, конечно. Так вы и есть тот самый батька Махно? У меня друг есть… был… Гоша Северный. Так у него над правой коленкой татуировка есть… была — буква «а» в кружочке и надпись — «Анархия — мать порядка».
— Мое сие изречение, — нахмурясь, проговорил Махно.
— Я знаю, — тут же ответил Никита. — Еще помню, что вы одно время были красным командиром, а потом… красные вроде вас предали, и вы решили… Ага, вы еще с Буденным дружили, да?
— С Семеном у меня свои счеты, — неприязненно покривив рот, проговорил Махно, — не будем об этом. Сердце у меня хоть и не бьется, но все равно — не каменное. Больно вспоминать. Д-да, молодой человек… что было, то прошло. При жизни я немного сделать успел, но теперь хочу наверстать. Как я понял, ты уже порядочно погулял по этому миру и многое видел. Хочу спросить у тебя: что ты обо всем этом думаешь?
— О чем? — не понял Никита.
— Об этом мире, — тоном строгого наставника проговорил Махно, — ну, хотя бы сравнивая его с нашим…
— Что я думаю? — усмехнулся Никита.
Никита пожал плечами и начал рассказывать. Сначала неохотно и скучно, а потом, вспоминая все лишения и унижения, которые ему довелось претерпеть в загробном мире, Никита увлекся настолько, что с середины своего рассказа говорил исключительно матом, костеря на чем свет стоит цутиков, полуцутиков, ифритов, систему идентификационных номеров, сумасшедшие избушки на курьих ножках, бандитов с лицензиями и многое другое, что показалось. ему странным, диким и неправильным.
Махно, слушая, одобрительно кивал головой.
— …конем их всех кверху жопой! — темпераментно закончил Никита. — Ни хрена мне этот мир не нравится! Я домой хочу! И не успокоюсь, пока не попаду туда. Все.
— Ход твоих рассуждений мне понятен, — важно заговорил Махно, как только Никита замолчал, — только он неправильный этот ход.
— Почему? — удивился Никита.
— Во-первых, — тоном лектора начал Махно, — потому что на ту Землю, где ты жил, ты уже не попадешь никогда. И…
— Попаду, — сказал Никита, глядя в сторону.
— Нет, не попадешь, — качнул патлами Махно, — и потом…
— Попаду, — упрямо буркнул Никита и твердо сомкнул губы.
Махно усмехнулся.
— Во-вторых, — сказал он, — дело все в том, чтобы не стремиться убежать из существующего мира, а попытаться изменить этот мир. Понимаешь? Бегство — не выход. Твой мир — это тот мир, в котором ты сейчас находишься. Вот и нужно изменить его по своему усмотрению. Ты говоришь — по образцу Земли. Я говорю — да! Там, на Земле, я не был доволен существующим порядком, но когда оказался здесь, понял, что на Земле правила самая настоящая анархия. А то, что творится здесь, — это, надо сказать, прямая противоположность. Вся эта жизнь после смерти расписана от и до. Здесь даже нельзя сменить профессию, нельзя, допустим, уйти в разбойники, или, как вы говорите теперь, в братву. Слыхал о Вольном Стрелке?
— Робин Гуд? — вспомнил Никита.
— Он самый, — кивнул Махно. — Идентификационный номер у него был… дай бог памяти… 34-567. Так вот, он как сюда попал, ему сразу выдали лицензию и назначили на должность «Ликвидатор излишков». Чтобы он, значит, тех мертвяков, у кого лишние фишники есть, пощипывал помаленьку. Для соблюдения глобального баланса, так сказать. И строго-настрого запретили чиновников трогать и ифритов. И в этом мире — если у кого есть излишки — так только у них. Вот Робин в скором времени грабанул кого-то не того. Его тут же — р-раз — и в Смирилище. Поболтался там, опять выпустили. Только выпустили, он снова — хап не того. Его снова в клетку. А он вышел — и опять за старое. На третий раз его уже не в Смирилище, а на Совет. Спрашивают, почему, мол, не сверялся со списками — кого можно грабить, а кого нет? И тут выясняется, что Робин грамоты не знал. Неграмотный был. Хотели снисхождение сделать по этому поводу, да кто-то там заупрямился и Робина в аннигилятор. Знаешь, что такое аннигилятор?
— Слыхал, — сказал Никита и передернул плечами, будто ему вдруг стало зябко.
— Вот такие вот дела, — вздохнул Махно. — Хочешь не хочешь, а все равно живи по правилам. Каким бы ты не был вольным. Наша организация, — тут голос его взлетел, а взгляд стал тверже, — наша организация не признает ни идентификационных номеров, ни вообще того, что может хоть как-то помешать свободе личности. Мы прекрасно понимаем, что такое положение вещей существует скорее всего только в этом мире — в единственном мире во всей бесконечной цепочке миров. Но мы следуем принципу — не спасаться бегством, а изменять мир по своему подобию. Только переворот изменит жизнь после смерти! Только вооруженное восстание свергнет закостеневшее в своей неправоте правительство! Все за оружие!!! Анархия — мать порядка! Все в ряды нашей организации! Все — в ПОПУ! Ну?! — яростно выдохнул Махно, подпрыгнув вдруг к Никите и схватив его за плечи. — Ты как? Вступаешь в наши ряды?
— Не… — пытаясь высвободиться, проговорил Никита, ошарашенный порывом батьки, — мне бы домой вернуться…
— Неправильно рассуждаешь! — взвизгнул Махно. — Или, постой… Ладно. Пойдем другим путем, как говорил один… нехороший человек. Каким образом ты думаешь попасть домой?
— По цепочке миров, — сказал Никита, — я думаю так — она бесконечна, потому незамкнута. Если назад вернуться нельзя, надо двигаться вперед — из одного мира в другой. Так, постепенно я достигну того мира, из которого вышел.
— Остроумно, — проговорил Махно, отпустив Никиту и снова заложив одну руку за обшлаг, а другую за спину, — очень даже свежая теория. У тебя, молодой человек, поистине свободный ум и смелый взгляд. Только вот одна поправка… Как ты собираешься путешествовать по мирам? Проход через миры охраняется строжайше! Надо сотню земных жизней потратить, чтобы суметь из одного мира перебраться в другой! А таких миров — бесконечное количество! Ты об этом подумал?
— Подумал, — сказал Никита, хотя вообще-то как раз об этом он не задумывался.
— Если ты так серьезно намереваешься вернуться, — продолжал пламенный Махно, — то могу предложить тебе другой вариант. Правительство наверняка знает способ свободного перемещения по мирам. То, что способ такой есть, — это всем известно. Цутики, например, и полуцутики по мирам перемещаются легко — для них преград в этом плане нет. А если они могут, то почему бы и человеку не смочь? Так ведь?
— Ага, — проговорил явно заинтересованный Никита.
— Выходит, — держа одну руку за спиной, а другой размахивая, будто саблей, говорил Махно, — что, если мы захватим власть, у нас появится реальный шанс узнать секрет свободного перемещения по мирам. А это значит — во времени и пространстве! Представляешь? Во времени и пространстве!!! Что это значит— понимаешь?
Никита ничего не ответил, соображая.
— А это значит то, — сказал за него Махно, — что ты не только сможешь вернуться домой, но еще и в то время, в какое захочешь… Теперь понял?
— Понял… — прошептал Никита.
Махно перевел дыхание и протянул Никите руку.
— Теперь ты с нами? — величественно спросил он.
— С вами, — быстро ответил Никита. — Конечно, с вами!