Бабушка в детстве часто рассказывала Невиллу сказку о том, откуда в их роду пошла такая кожа. Мол, давным-давно, когда солнце еще светило полдня подряд, на остальные полдня прячась, жили на белом свете люди, черные как сама тьма. И вот пошли они к озеру священному, и стали купаться в нем, и отмылась их кожа, стала белой, что первый весенний снег. Да только не все вымыться успели, вода в озере от тел людских почернела так, что уж больше не очищала. И пришли к озеру последние люди из дальних земель, и омыли в нем только ладони со ступнями. От этих людей и пошел их род. Соседские мальчишки, дразня Невилла, впрочем, сказывали другую легенду. Мол, сотню лет назад разгневался на людей бог Вотан и ударил с неба яркой зарей. И те, на кого гневался он больше всего, от этой зари и почернели, что сажа. Да только не верил Невилл этим сказкам. Если уж боги гневаются, то на всех сразу, тут правых и виноватых нету. Все это знают.
Наконец заснул Невилл. И, только погрузился он во тьму тягучую, как нате, пожалуйста, вылезает из нее Седрик своей персоной. Волосы синие, что у мутантов, торчат во все стороны, глазищи в темноте так злобой и сверкают.
— Фух ты, — выдыхает Невилл, крестясь. — Я уж думал, ты ко мне больше не явишься.
— И это очень плохо, — отвечает на это Седрик. — Если вы не желаете видеться со мной и все равно вызываете в сознании мой образ, то это, милейший, говорит о вашем интеллекте отнюдь не с лучшей стороны. Чего желаете?
— Так это… Ты же сам ко мне пришел… — теряется Невилл.
— М-да. О ваших умственных способностях действительно впору слагать легенды.
Он вдруг начинает корячиться и бросать на Невилла взгляды уже не страшные, а проникновенные и предостерегающие.
— Тебя ждет беда, братец, — произносит наконец он. — Большая беда. Она явится в твою деревню с юга и приведет за собой еще кучу других бед. Беги, пока не поздно.
— Как же можно? — удивляется Невилл. — Я бабушку одну не оставлю.
— Иного от вашего недалекого ума и ждать было нечего, — усмехается вдруг Седрик, вновь становясь злобным. — Желаю удачного прозябания среди плесени собственной недальновидности.
И он вдруг наскакивает на родного брата, что-то неразборчиво бубня при этом, что-то вроде «Ей-ей». Проснувшись в холодном поту, Невилл понял, что это, должно быть, ветер за окном стонет. А может быть, бабушка во сне.
***
Назавтра отправился-таки Невилл на базар. Не только гвоздей, но и много чего другого прикупить надо было. Заправил дряхленькие сани незамерзайкой, которой на донышке канистры совсем немного осталось, прицепил прицеп и двинулся в путь. Ехать, по счастью, было недалеко — перевалить одну горку, вот тебе и базар будет.
Народу по случаю выходного дня на базаре было много, все толкались у прилавков, высматривая кто новые детали на снегоход, кто топливо, а кто и пожрать чего-нибудь. Впрочем, последних было меньше, потому как настоящая, незараженная пища стоила безумно дорого (и то, нельзя было поручиться, что после нее не вырастет у тебя хвост или третья рука). Хочешь выжить — добывай себе еду сам, доставай счетчик Гейгера да проверяй ее. Законы нынче такие.
На пять шкурок прикупил Невилл литр керосина да два спирту, а еще гвоздей набор. Можно было б и домой уже ехать, да отчего-то задержался он на базаре, решил еще чего-нить приглядеть, так, на будущее. И случайно ль, нет, забрел в ряды с развлечениями. Их нынче было совсем мало и появлялись они на базаре редко, оттого люди каждый раз сбегались со всех краев на это поглазеть. Что и говорить, толпы в рядах всегда были огроменные.
Невилл толкался там больше для виду и поглядеть, как другие веселятся: шкурок у него на развлечения все равно не было. Да и было там все то же самое: фокусник, карусель, наперстки, кукольный театр (возле него Невилл не задерживался, это уж совсем для маленьких), дрессированные лемминги… В самом конце площади, впрочем, была диковинка, возле которой больше всего народу собралось. Там в землю был врыт обледенелый шест вышиной метров пять, и на самом его верху был привязан цветастый флажок, что на холодном ветру уже насквозь промок и свисал с шеста грязной тряпкой.
— Судари и сударыни, подходите, небывалый аттракцион! — выкрикивал зазывала, вертлявый человечек с редкими усишками. — Тому, кто залезет на самый верх шеста и снимет оттуда флажок, достанется приз! Подходите, не стесняйтесь, пробуйте! Стоимость участия всего одна шкурка!
Но народ желанием пробовать что-то не горел. Невилл заметил двух молодых парней, на вид вроде бы ловких и крепких, у которых все ладони были содраны в кровь, и они все время дули на руки, словно пытаясь их согреть. Еще бы, шутка ли — на такую-то верхотуру да еще и по ледяной корке карабкаться! Остальной народ топтался на месте, шушукался, подбадривал друг друга толчками в бок, но лезть на шест явно не желал.
— Господа, торопитесь! — видя, что никто не хочет пробовать, возвысил тоненький голос усатый. — Аттракцион через полчаса закрывается! У вас еще есть шанс!..
— А ну давайте я попробую, — раздался вдруг в толпе звонкий голос, и все с изумлением обернулись на девчонку, что это сказала. Была она совсем еще молодой, едва ли старше Невилла. Кожа белее самого снега, глаза чисто-голубого цвета, что талые сосульки в погожий день. Никогда еще Невилл не видел раньше такой писаной красавицы. Будто прямиком из сказки явилась.
— Ого, юная леди! А вы уверены? — ехидно усмехнулся зазывала. — Люди гораздо крепче вас и то не долезали!
— Ничего, мне с детства нравилось преодолевать трудности, — вполне серьезно ответила девочка и скинула короткую меховую парку на руки стоявшему рядом пацаненку. Под ней у нее оказалось платьице довольно странного покроя, вроде бы не местного.
Вручив усатому шкурку и разминая на ходу пальцы, она подошла к шесту, окинула его взглядом, словно примериваясь, и вдруг, резко подскочив, ухватилась за ледяную поверхность ногами и руками и легко, почти не напрягаясь, полезла вверх. Внизу сразу настала мертвая тишина: все затаив дыхание смотрели только на девчонку. Смотрел и Невилл, разинув от изумления рот. Этакое чудо он в своей жизни видел впервые. Даже в цирке акробаты такого не умели вытворять.
У девчонки словно бы на пальцах были крючки, которыми она цеплялась за малейшие шероховатости льда. Впрочем, видно было, что карабканье ей давалось с трудом: она напряженно кряхтела, и лицо налилось кровью. Однако таким макаром она преодолела уже метра три и подбиралась к самой вершине. Тут народ как будто очнулся, стал подбадривать отчаянную громкими криками. Кричал со всеми вместе и Невилл, думая лишь об одном: хоть бы не сорвалась, хоть бы долезла… Переживал он почему-то так, словно сам туда карабкался.
Вот девчонка, видно было, что из последних сил, преодолела заветные дюймы и, вытянув вверх руку, сорвала наконец-то флажок с шеста. Под восторженные крики толпы соскользнула вниз и с довольной, но вымученной улыбкой повернулась к хозяину аттракциона. Тот улыбался ей в ответ, но как-то смущенно, словно бы не верил в то, что увидел, и не хотел ей отдавать приз.
— Как вас зовут, смелая леди? — вымолвил наконец он.
— Алиса, — бросила та.
— Поприветствуем Алису, нашу победительницу! — Он задрал руку девочки вверх, и все кругом захлопали. Алиса смотрела на людей, улыбалась им и кланялась, даже присела, как делали всякие воспитанные барышни. Невилл в очередной раз подивился: и откуда только такие ангелы берутся?
— Вранье! Вас хотят надуть! — раздался вдруг громкий голос, и из толпы выступил здоровяк с черной повязкой поперек глаза. — Не верьте этому шарлатану, он подкупил эту девчонку! В нее сам дьявол вселился, это я вам точно говорю!