16 апреля
Уфф, ну наконец-то! Наконец-то добралась до дневника! Вчерашний день был настолько загружен, что даже возможности написать не было. Пришла домой уже под вечер и, упав на кровать без сил, тут же заснула. Весь день Хильда на пару с мужем, взявшим отгул, таскала меня чуть ли не по всем своим знакомым. И везде меня пытались свести с какими-то парнями, некоторые были моего возраста, другие чуть постарше, но было такое ощущение, что всех их прочили мне… как это называется… «в кавалеры». Или я ошибалась и то были просто невинные намеки?
Но сегодня день был в чем-то и радостным: к нам пришла сама доктор Магда. Вначале она поговорила о чем-то с «родителями» в гостиной (как я ни старалась подслушать разговор, все было бесполезно — должно быть, стены и дверь комнаты были специально сделаны звукоизолирующими), а потом уже перешла в мою комнату.
«Здравствуй, Алиса, — сказала она, входя и присаживаясь на край моей кровати. — Или предпочтешь, чтобы я называла тебя Евой, как прежде?»
«Как вам будет угодно, — смиренно ответила я. — Простите, а почему фрау Эльза не пришла? Мне казалось, вы обе хотите меня навестить».
«Она… не смогла, — после секундной заминки ответила фрау Магда, и я поняла, что она что-то недоговаривает. — У нее возникли… неприятности. Но не будем об этом. Как ты сама, как жизнь?»
Притворившись послушной девочкой, я выложила ей все начистоту. Она сидела, сосредоточенно кивая, пару раз даже пометила что-то в блокноте. Но к концу рассказа я не сдержалась и зарыдала в голос. Сквозь всхлипывания я стала спрашивать, за что же мне все это и почему я должна терпеть то, в чем совсем ничего не понимаю. Когда я утерла слезы с глаз, то увидела, что фрау Магда сидит и смотрит на меня взглядом, в котором не было ни капли жалости или сострадания.
«Ты должна выдержать это, моя девочка, — ответила она. — Просто выдержать, ничего не спрашивая. Такова твоя миссия. Такова миссия всех нас. Мы все не знаем, зачем живем, но рано или поздно приходим к высшей цели своего существования. Но перед этим, сама понимаешь, должны столкнуться с определенными трудностями. Ну все, милая, мне пора. Веди себя хорошо».
Она поднялась и, поцеловав меня в макушку, направилась к двери.
«А мне правда дали имя в честь великой Евы Браун?» — спросила я уже когда она была на самом пороге.
Доктор Магда удивленно обернулась.
«Ну конечно же, правда. А в чем дело?»
«Странно, — ответила я как можно более невинным голосом, — а мне казалось, была еще другая Ева… только она жила намного раньше».
Взгляд женщины стал холодным и строгим, и она пристально обвела им мою комнату, видимо, выискивая что-то запрещенное. Только ее попытки не увенчались успехом, потому как «Библию» (так называлась та самая книга с крестом) я убрала под матрас, куда бы просто так никто не додумался заглянуть. Поэтому фрау Магда со всей строгостью взглянула на меня.
«Ни о чем подобном я раньше не слышала. И тебе следует выкинуть эту ерунду из головы. Делай, что тебе предназначено, и все будет отлично».
Еще прежде, чем за ней захлопнулась дверь, я подумала: «А что же мне на самом деле предназначено?»
17 апреля
Сегодня (как я поняла, по просьбе фрау Магды) в гости к нам пришла какая-то расфуфыренная дама и с ней девочка моего возраста или чуть старше. Два рыжих хвостика, круглая озорная мордашка и бойкий взгляд выдавали в ней отчаянную оторву, плюющую на все правила. Пожалуй, за все мое время пребывания здесь это был единственный живой и искренний человек. Мы с Анной-Викторией (так ее звали) быстро разговорились у меня в комнате. Впрочем, отчаянной бунтаркой она оказалась лишь на первый взгляд. Быстро рассказав мне о своем тяжелом детстве, о деспотичной матери и безвольном отчиме, она подвела разговор к тому, чтобы поскорее выйти замуж, стать верной спутницей своему избранному и нарожать ему кучу детей. В этом, на ее взгляд, и заключалось истинное предназначение любой женщины в Рейхе.
«То, что нам говорят о Дети — Церковь — Кухня, это все ерунда, — добавила она. — Примерной матерью и истинной женщиной можно быть и занимаясь одним делом с мужчинами. Сколько таких великих женщин было во времена Священной войны! И какое могучее поколение они затем воспитали! Да взять хоть ту же Еву Браун!..»
Услышав ставшее мне ненавистным имя, я совсем перестала ее слушать. Однако в конце девчонка произнесла фразу, заставившую меня очнуться. Она сказала: «Я вот, например, мечтаю стать летчицей, чтобы воспарить в небо!» Заметив, как я вздрогнула, она тут же осеклась, как будто бы сказала что-то неприличное или страшное, и замолчала. Но я в этот момент поглядела в окно, за которым сияло ненавистное мне небо, и в голову мне внезапно пришла мысль… Но нет, она слишком безумна, чтобы записывать ее даже здесь.
18 апреля
Сегодня случилось нечто из ряда вон выходящее. После того как очередной Хильдин «любовник» ушел, я зашла к ней в комнату, чтобы позвать обедать. И увидела, что «мать», полураздетая, лежит на кровати, а на тумбочке рассыпан какой-то странный белый порошок. Хильда как раз приложила к нему свернутую в трубочку бумажку, другой конец которой был вставлен в ее левую ноздрю, и с шумом втянула в себя порошок. Всхлипнув, утерла нос и проделала то же самое со второй ноздрей. И лишь после этого, заметив, что я стою в дверях, взглянула на меня затуманенным взором.
«А-а, это ты… — Губы ее растянулись в блаженной улыбке, чего раньше никогда не было. — Маленькая Алиса… Алиса в стране чудес… «Выпей меня», «Съешь меня». — И она глупо захихикала. Я недоуменно уставилась на нее, но Хильда как будто бы этого не заметила.
«Так любила эту сказку в детстве, — продолжила она. — Такая наивная и в то же время странная… Потому я так и назвала тебя. А меня, знаешь ли, назвали в честь Брунхильды. Такая отчаянная, смелая была баба…»
Про эту Брунхильду я уже читала. В книге в самом дальнем углу библиотеки Вилли. Разница между ней и «матерью» была просто огромной.
«Хильда, — робко начала я, видя, что она лежит на спине, глядя в потолок отрешенным взглядом, и что-то бормочет себе под нос, — может, пойдем обедать? Я уже накрыла на стол».
«А? Ты еще здесь? — резко зыркнула она на меня, так что я даже отшатнулась. — Господи, за что мне все это? Зачем я вообще решилась взять на себя эту чертову обузу? День за днем делай одно и то же, служи на задних лапках перед этими психами…»
Я замерла, чувствуя, что под действием странного вещества Хильда вот-вот разболтает какую-то страшную тайну, которая и раскроет мне глаза на все происходящее. Но «мать» молчала, а я боялась переспросить, чтобы она чего не заподозрила. Внезапно из стоявшего в углу приемника донеслась музыка, и по моей спине пробежал холодок. Я уже слышала ее раньше! Но вот только где? Хильда вообще слушала музыку совсем нечасто, а в Центре я не могла ее слышать, иначе бы точно запомнила. Но мелодия была знакомая, я точно в этом уверена! Ее переливы давили на меня своей тоской и трагичностью и в то же время взывали к каким-то дремавшим глубоко внутри чувствам. Такое уже было один раз в Центре, но там мелодия была легкой и мечтательной, здесь же — совсем наоборот. Однако чувство было то же самое. Где я могла слышать их раньше?..
«Что это за музыка?» — с замиранием сердца спросила я у Хильды.
«А, это… — равнодушно бросила она. — Это «Реквием» Моцарта. Никогда не любила эту вещь, уныла до ужаса. Так ты сказала, обед на столе? Ладно, сейчас оденусь и приду».
Похоже, она уже отошла от странной вспышки, вызванной вдыханием порошка. Но я от странного чувства «дежавю» (я специально нашла это определение в справочнике) никак не могу избавиться. Неужели я и правда когда-то жила совсем другую жизнь?