— Кто ты такая? — клацая зубами от страха, выговаривает фон Класберг. — И что тебе от меня нужно?
— Первый вопрос я хотела сама вам задать. — Я выпрямляюсь, подхожу ближе, по-прежнему держа его на прицеле. — Это вы и ваш Центр создали меня такой неизвестно для каких целей. Кстати, это и будет ответ на второй вопрос. Для чего вы меня создали?
— Если я отвечу, обещаешь не убивать? — Взгляд бургомистра становится заискивающим, кажется, он готов уже выторговать себе жизнь любым способом.
— Хорошо, — киваю я. — Но я хотела бы знать всю правду с самого начала. Я была в вашем техническом отделе и видела, как вы с помощью машин искусственно меняете вид неба над головой. А еще я заметила, что в вашем Рейхе почему-то нет ни одного летательного аппарата — ни дирижаблей, ни самолетов, о которых я читала в книгах. Иначе говоря, вы живете под каким-то огромным куполом, который выдаете за настоящее небо. Вот я и хочу знать: зачем вы это делаете?
Фон Класберг нервно сглатывает, понимая, должно быть, что теперь ему уже не отвертеться.
— Да, ты права, — говорит он. — Мы уже много лет живем под огромным куполом из стекла и стали. Просто понимаешь… того мира, о котором мы знаем из книг, давно уже нет… Он погиб сотню лет назад в атомной войне…
— Атомная война? Это еще что такое?
— О, это страшная вещь… Тебе лучше и не знать. И когда все закончилось, Великий Рейх, точнее, его жалкие остатки укрылись здесь, под землей. Наш родной мир остался там, в нескольких километрах над нами. — Он указывает вверх большим пальцем. — И поверь, страшнее места мне еще не доводилось видеть.
— Вы были там? — изумленно спрашиваю я.
— Да, я часто поднимаюсь туда на специальном лифте. Встречаюсь с тамошними властями, покупаю у них продукты, без которых мы не смогли бы здесь выжить. Иногда люди даже отдают мне своих детей, если хотят, чтобы те выросли в уюте и тепле. Конечно, им приходится в обмен на это все время лгать и слушать ложь, но разве это не пустяки по сравнению с подаренной жизнью?
— Хорошо, допустим, я вам поверила, — киваю я. — Но зачем вообще лгать людям? Почему нельзя было сказать им все как есть?
— Это сложно объяснить. — Бургомистр уже не дрожит, он целиком увлечен рассказом и даже, по-видимому, забывает об оружии в моей руке. — Понимаешь, если люди будут думать, что живут под мирным небом, в счастье и довольствии, и что им ничего не грозит, то это сплотит их, позволит выжить и построить свой идеальный мир. Если же все будут знать об опасности, то такого мира не получится, каждый будет биться за свое место под солнцем, и мы быстро скатимся к первобытной резне. Ты только взгляни на это! — Он подходит к окну, за которым в медленно рассеивающемся сумраке красиво загораются и гаснут огни «небоскребов». — Какой прекрасный город мы воздвигли! Нашим предкам такое даже не снилось!
— Забавно, — усмехаюсь я. — И чья же это была идея? Вашего фюрера, не знаю которого из четырех? Или кого-то еще?
Лицо фон Класберга резко суровеет, и он отворачивается от окна.
— Нет никаких других фюреров, — угрюмо произносит он. — Ни Второго, ни Третьего, ни тем более Четвертого. И никогда не существовало. Настоящий Адольф Гитлер погиб со всей семьей и высшими лицами Рейха сто лет назад, когда американцы сбросили атомную бомбу на Берлин. Просто нужно было дать народу какой-то символ надежды. Второго и Третьего фюрера играли перед толпой загримированные актеры, Четвертого же мы просто создали искусственно, с помощью экранной графики. Потому-то он никогда не показывается людям. Истинная власть всегда принадлежала нам, бургомистрам, а точнее, ордену… — Он вдруг замолкает и отводит взгляд, и я понимаю, что бургомистр просто не может выдать тех, кто стоит за ним, иначе ему грозит смерть.
— Ну хорошо, — смягчаюсь я. — А что насчет меня? Я-то для чего вам понадобилась? Что это за предназначение, о котором все вокруг твердят?
— Твои приемные родители тебе так и не сказали? — Но, поймав мой нетерпеливый взгляд, он тут же сдается: — Хорошо-хорошо. Ты, как праматерь Ева, должна была родить целое новое поколение Рейха.
— Что? Но каким образом? — От изумления я даже сажусь на край кровати.
— Точно не знаю, но, похоже, тебя создали так, чтобы твоя матка могла выносить неограниченное число зародышей, а влагалище — без проблем их всех родить. — Говоря о таких вещах, он заметно смущается и даже краснеет. — Но я понятия не имею, что такого «Аненербе» добавили в твои гены, что ты получилась… такой. Боюсь, они и сами не до конца в этом уверены.
— Так вот, значит, зачем меня все время пытались свести с разными парнями, — констатирую я факт. — Неужели вашему Рейху грозит вымирание?
— Увы, это так, — сокрушенно вздыхает бургомистр. — Приток свежих людей сверху заметно сокращается. Не все, видите ли, хотят, чтобы их дети росли среди нацистов. А некоторых мы и сами отвергаем: уровень их генетической мутации превышает все допустимые нормы. Увы, даже наверху люди стремительно вымирают, не говоря уже о нас, изолированных от всего мира. Наши матери рожают все реже, выкидыши и нелегальные аборты, наоборот, учащаются. Молодой спермы становится все меньше, и потому мы должны использовать ее как можно скорее.
Он снова вздыхает и смотрит на меня с невыразимой горечью.
— Но теперь-то, когда ты все знаешь, мы точно обречены на вымирание. Не захочешь быть подстилкой для всего Рейха, ведь так?
Чувствую, что он пытается давить мне на жалость. Но сейчас надо думать не об этом. Если где-то там, наверху, существует целый мир, о котором я ничего не знаю, то это значит…
Внезапно мою мысль прерывает прогремевший где-то вдалеке взрыв. Бургомистр испуганно подбегает к окну, я следую за ним, не теряя при этом бдительности.
«Небо» над городом постепенно приобретает розоватый оттенок — весьма искусная имитация восхода солнца. Но на самой верхушке купола, там, где изображение еще остается темным, внезапно ярко расцветает бутон вспышки, похожей на вчерашний салют. Затем еще и еще один…
— Да это же нападение! — Фон Класберг в ужасе отшатывается от окна. — Проклятье! Должно быть, леворадикалы или Независимая церковь… Всегда знал, что им нельзя давать спуску…
— Что? Вы до сих пор не поняли? — И, когда он потрясенно качает головой, я подвожу его за руку к окну, указываю на огромные дыры в небесном куполе. — Нас атакуют сверху!
Словно бы в подтверждение моих слов «небо» внезапно раскалывается, и громадные осколки стекла сыплются с него на крыши стоэтажников. Весь купол покрывается страшными трещинами, мир теперь в буквальном смысле рассыпается на куски. Из-за ужасной какофонии взрывов и криков мы вначале не слышим громкого стука в дверь спальни.
— Господин бургомистр! — доносится из-за двери взволнованный мужской голос. — Проснитесь, тревога! На нас напали!
— Что?! — Бургомистр кидается к двери, но, увидев предупредительно нацеленное на него дуло собственного пистолета, замирает. — Кто напал, вам известно?
— В небе видели несколько электрожаблей, они скидывали бомбы! Мы подняли по тревоге все наземные войска и силы внутренних структур, но их слишком много! Мы долго не продержимся!
— Хорошо, Ганс, я сейчас буду! — Фон Класберг накидывает халат и резко поворачивается ко мне: — Господи, что же нам делать?! Это наверняка «красные дьяволы», только у них есть электрожабли! А это значит, мы погибли!
— Спокойно, еще не все потеряно! — По всему городу теперь разносится душераздирающий вой тревожных сирен и, чтобы меня хоть как-то было слышно, я захлопываю окно. — Отсюда ведь есть выход на поверхность?
— Ты предлагаешь сбежать туда, наверх? — Он снова начинает мелко дрожать. — Хотя ты права, лучше уж умереть там, чем здесь, в этой душной коробке. Да, отсюда есть потайной выход. Я сейчас…