Заполнив кофеварку водой, он включил ее в розетку и забрал с Вериного стола лист бумаги, на котором было написано графское послание.
Он оказался… чистым с обеих сторон.
— Извини, — обратился Моцарт к Вере, — а где это… письмо?
Она закончила предложение, перечитала.
— Господи, да какое письмо-то? Что ты все говоришь загадками? — на сей раз тон ее окрасился нескрываемым раздражением.
— Письмо, которое я тебе сейчас давал?
— Если ты этот листок называешь письмом, то он у тебя в руках.
Посмотрев на просвет, он убедился, что это тот самый лист — голубоватый, с водяными знаками, но текст… текст, написанный каллиграфом или, быть может, набранный на компьютере особым шрифтом, исчез. Позабыв о Вере, Моцарт приложил бумагу к оконному стеклу, но все попытки разглядеть следы черных чернил или перьевых царапин были тщетными. Ощутив на себе пристальный взгляд, он оглянулся.
— Володя, что-нибудь случилось?
Сейчас ему вовсе не хотелось ее вмешательства.
— Ничего, работай. Кофе где?
— В шкафу. Ты не заболел?
— Нет. Я просто пошутил.
— Ну и глупо, — пожала она плечами и отвернулась к экрану.
Засыпая кофе в резервуар, Моцарт обнаружил, что пальцы его — сильные и ловкие пальцы хирурга — дрожат и не слушаются, и ложечка звенит о край жестяной банки.
Первой была мысль о подмене листа. Но кто, когда и где мог это сделать? Когда он мыл полы на кухне или принимал ванну? Значит, у них есть ключ и теперь они могут входить в его жилище, когда им заблагорассудится?.. Но для этого нужно было знать, что хозяина в комнате нет, а значит, в квартире все-таки установлено какое-то устройство?.. Зачем понадобились манипуляции с письмом? Шутка? Запугивание? Просто игра на нервах, издевательство?..
Почему же тогда не тронули деньги? Пять тысяч он положил в конверт для Алоизии. Полтыщи потратил в сервисе. Еще сто двадцать — в магазине, предварительно обменяв доллары на рубли. Сдачу положил в бумажник. Две тысячи двести пятьдесят лежали дома в железной шкатулке под ключом.
Он точно помнил, как запирал дверь на цепочку, вернувшись от соседа; если бы ее и умудрились снять, то, уходя, вставить в паз не смогли бы никак, а когда он покидал квартиру, цепочка была на месте…
По всему получалось, что в квартире находился человек. Но не прятался же он в шкафу, в самом деле?
В мистику Моцарт не верил даже в пионерском возрасте, а посему случившемуся мог дать только одно объяснение: письмо было написано какими-то специальными чернилами — о таких он где-то читал или видел в кино про шпионов. Но текст должен был исчезнуть после того, как он его прочитает, а не до его возвращения! Кто же мог знать, когда он вернется, если этого не знал даже он сам? Значит, конверт положили перед самым его возвращением, и получается, что за ним следили?.. С какого времени и с какого места — с Савелова?., с Дмитрова?., с Тимирязевской?.. Кто мог знать, каким путем он будет возвращаться и что Вере взбредет ночевать у Нонны?
«Неужели… Вера?! — неожиданно пришла мысль. — Вера сообщила… Нет, глупости! Зачем ей это? Другое дело, если следили за ней… Ну да! Вполне логично: если они знали меня даже по прозвищу, вполне могли знать и о моих связях. Когда я от них убежал, поняли, что рано или поздно Вера встретится со мной, и установили за ней слежку! И теперь не только я, но и она у них в руках…»
По комнате разлился аромат кофе. Моцарт выключил кофеварку, долго возился с чашками, ложками, сахаром, оттягивая время и лихорадочно соображая, стоит ли посвящать ее во все это?
Был еще вариант. Его поджидали в машине — той самой, с антенной на крыше, и как только он появился во дворе, сообщили кому-то, кто находился в квартире. Тогда этот человек вооружился ручкой, заправленной исчезающими со временем чернилами, написал записку и покинул квартиру. Ерунда… а если бы он обнаружил это письмо назавтра? Да и в подъезде ему никто не встретился. Может быть, неизвестный не спустился, а поднялся на пролет выше, пока он отпирал дверь с помощью топора?
Зачем, зачем все это нужно? Да и зачем вообще было платить деньги за то, что он сделал под угрозой расправы?..
Зачем понадобилось писать записку, чего хочет этот Граф от рядового хирурга, не посвященного ни в государственные, ни в коммерческие тайны, не располагающего ни связями, ни деньгами, ни информацией?
Моцарт выглянул в окно, но на улице ничего подозрительного не обнаружил. Сновали прохожие, вереница машин на улочке с односторонним движением замедляла ход перед поворотом на проспект, у входа в музей долговязый очкарик с букетом роз поджидал девушку — было бы просто глупо подозревать его в соглядатайстве.
Вера закончила работу, разложила в пластиковые папки готовые страницы и принялась накручивать диск телефона.
— Я подожду тебя в машине, — сказал Моцарт, отставив опустевшую кофейную чашку.
«Михаил Константинович? — услышал он вслед. — Да, все… Нет, нет, в окончательном варианте… В типографию?..»
Не дожидаясь ее ответа, Моцарт вышел и стал спускаться по лестнице. Пировать во время чумы было не в его правилах, и он уже жалел, что заехал за Верой: чума стояла на пороге, незримо присутствовала в его жилище, вползала в сердце и мозг…
Мария Терезия заказала «Асканио в Альбе» к свадьбе сына. Так золотой осенью они с отцом снова вырвались в Милан. После торжественного въезда эрцгерцога серенаду повторяли дважды — она затмила «Руджиеро» покровителя Гассе. Что могло омрачить беззаботное существование обласканного лучами славы Вольфганга?
Но вслед за золотыми часами, подаренными императрицей, пришло известие о болезни архиепископа — это заставило Леопольда ускорить отъезд. Смерть Сигизмунда Шрат-тенбаха положила конец свободе: через три месяца томительного ожидания в Зальцбург въехала карета сурового деспота — графа Иеронима Колоредо…
Неужели Террорист знаком с историей его жизни?.. Упоминание о карете безо всяких кавычек, странная подпись в исчезнувшем послании — не дань ли той, второй, потаенной жизни, которой жил хирург Першин, в которой находил утешение и черпал силы, которую по частичкам симфоний и сонат вносил в исцеляемых на кончике собственноручно отточенного скальпеля?..
Он запер дверцу «фольксвагена» и поспешил обратно. Дождавшись лифта, чтобы не разминуться с Верой, поднялся на четвертый этаж, где размещалась редакция «Подробностей».
— Все, все, милый Моцарт, — Вера уже собралась и, стоя у окна, подкрашивала ресницы. — Все одобрено и принято, завтра мы сможем…
— Что произошло за время моего отсутствия? — выпалил Моцарт, не дождавшись конца фразы.
Она опустила зеркальце, в упор посмотрела на него:
— Где?..
— В Москве! О чем писали газеты?
— Ты начал интересоваться газетами?
— Не сам же в себя пальнул этот террорист из «Калашникова»?
Веря спрятала в сумку косметичку.
— В последнее время? — улыбнулась, поцеловав его в щеку. Моцарт поморщился. — Пятнадцать-двадцать мафиозных разборок, взрыв в метро, убийство мэра Жуковского, покушение на кандидата в вице-мэры Шанцева, штук тридцать ограблений, столько же угонов, изнасилования — ничего особенного, все как обычно. Хочешь, сделаю для тебя подборку криминальной хроники? Мы уходим?
— Дай мне «Подробности» за четырнадцатое!
Солнце уже перевалило за шиферную крышу дома по ту сторону улицы, пришлось включить свет. Вера порылась на стеллаже.
— Это произошло в четверг тринадцатого, — уверенно сказал Моцарт, — около полуночи.
Он уселся за стол, небрежным жестом сдвинул в сторону папки и принялся изучать газету, пропуская все, что не было связано со стрельбой…
«Чистку» московских магазинов провели оперативники УЭП ГУВД в соответствии с указанием правительства города и на основании распоряжения Государственного таможенного комитета…»
«После проверок на сельскохозяйственных рынках за необеспечение контроля за соблюдением торгующими…»
«В четыре часа дня у подъезда дома по Котляковскому проезду двое молодых людей встретили сорокалетнего армянина…»
«Вчера около полуночи на территории керамического завода по ул. Дм. Ульянова сотрудниками РУОП ГУВД проведена операция «Сель», в результате которой арестованы 12 человек, пытавшихся сбыть крупную партию наркотиков общей стоимостью 26 миллионов долларов США по ценам «черного» рынка. В завязавшейся перестрелке двое бандитов были убиты.