«Налоговая инспекция? — предположил Першин. — Неужто «благоверная» проворовалась?..»
— Налево! — отворил перед ним капитан дверь приемной.
Люди в штатском изучали папки, хранившиеся в стенных шкафах; кто-то доставал из сейфа документы и предметы, негромко называя их под протокол. Стучала пишущая машинка. Толстого мужчину в пропитанной потом голубой рубашке отпаивали валидолом.
— Сюда, — показал капитан на дверь с табличкой «Коммерческий директор ГРАДИЕВСКАЯ Л.И.». Пропустив Першина вперед, вошел следом.
Кабинет Алоизии представлял собой большую комнату с двумя окнами и высокими потолками. Массивный сейф, двухтумбовый стол с компьютером, несколько мягких кресел и стульев, шкаф и буфет с посудой, холодильник «Розенлефф» в углу у двери составляли его убранство. За столом перед раскрытым кейсом сидел мужчина лет тридцати пяти.
— Першин Владимир Дмитриевич, — кивнул на вошедшего капитан, положив паспорт на стол перед мужчиной. — Сам пришел. Говорит, что здесь впервые.
Загадочность происходящего, разговоры о Першине в третьем лице начинали выводить его из равновесия.
— Спасибо, капитан, вы свободны, — не поднимая глаз, сказал мужчина вполголоса.
Капитан вышел.
— Могу я наконец узнать, что здесь происходит? — спросил Першин, волнуясь. — Я пришел к Градиевской Луизе Ивановне…
— Это я понял. Вы проходите, садитесь. В ногах правды нет. Кто вы такой?
— Что значит «кто»? Вы же держите в руках мой паспорт!
— А это ваш паспорт? — посмотрел на него мужчина.
— А что, не похож?
— Ваша фамилия, имя, отчество, год рождения, адрес?
— А ваша?
Мужчина на мгновение застыл, сверкнул глазами, но все же представился.
— Моя — Первенцев Андрей Филиппович. Следователь Московской городской прокуратуры.
— А что, здесь совершено какое-то преступление? — холодея, спросил Першин.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Першин Владимир Дмитриевич, пятьдесят седьмого года рождения, врач 14-й горбольницы, уроженец Екатеринбурга, женат, есть дочь от первого брака, в КПСС не состоял и уже не буду. Что еще?.. Объясните наконец, что…
— Да сядьте же, Владимир Дмитриевич, — устало повторил Первенцев.
Першин понял, что разговор обещает быть долгим, и повиновался.
— Когда вы видели свою жену в последний раз?
В последний раз он видел Алоизию, когда передавал ей деньги у центрального офиса «Лефко-банка» на улице Вавилова. Когда же это было?.. Ах, да. В первый день его возвращения домой после побега… в понедельник?., да, кажется, семнадцатого. Не странно ли — муж с женой виделся почти две недели тому назад?.. А если сказать, что виделся с ней вчера?.. Но кто знает, что тут вообще происходит — вдруг она исчезла с крупной суммой денег неделю назад?
Он чувствовал, как по полусогнутой левой ладони медленно, щекотно стекает капелька пота.
— До тех пор пока вы не объясните мне, в чем дело, я на ваши вопросы отвечать не буду!
Следователь потряс пальцами, уставшими писать протоколы, придвинул к себе поближе какой-то документ и, облокотившись о стол, воззрился на Першина.
— Объясняю, Владимир Дмитриевич, — заговорил тоном, словно повторял это уже десятки раз и ему все до крайности надоело: — Мною, следователем Московской городской прокуратуры Первенцевым, вынесено постановление о возбуждении уголовного дела на основании установленного факта убийства гражданки Градиевской Луизы Ивановны — коммерческого директора акционерного общества «Спецтранс», проживавшей по адресу Лесная, 6, по признакам статьи 102 Уголовного кодекса Российской Федерации. Вопрос к вам: знаете ли вы об ответственности за отказ или уклонение от дачи показаний, а также за дачу заведомо ложных показаний?
Вопросительную интонацию следователя Першин уловил, но это, пожалуй, и все — остальное, что последовало за словом «убийство», прошло мимо его сознания, и теперь он никак не мог совладать с собою, чтобы хоть что-нибудь ответить.
— …вам плохо? — Следователь каким-то образом оказался рядом, совал ему стакан с шипящей минеральной водой.
— А?..
— Воды выпейте.
Першин выпил. Предметы вокруг стали обретать реальные очертания.
— Кто… ее… убил?.. — едва слышно спросил он у следователя.
— Выясним, — уверенно пообещал тот. — Вначале я хочу узнать, что известно по факту убийства вам.
— Мне?! Я впервые узнал об этом только что от вас. Когда это случилось?
— Вопросы задаются в одностороннем порядке.
Перед глазами Першина мгновенно предстал ненавистный Граф с его наглым «Вопросы задаю я».
— Пошел ты к черту, понял?! — заорал он, не помня себя от охватившей его ярости. — У меня жену убили, я потерпевший! Ты мне сочувствовать должен, а не вопросы задавать! Как будто я убийца какой-нибудь!.. Где она? Я хочу ее видеть! Я врач, я…
Следователь переждал вспышку, со спокойным любопытством разглядывая допрашиваемого, и, когда тот выдохся и сник, заговорил тише, но участливее прежнего:
— Владимир Дмитриевич, вы успокоились?
— Извините.
— Вот и хорошо. Во-первых, вас никто ни в чем не обвиняет. Для этого у меня нет оснований. Пока. Во-вторых, для того, чтобы вынести соответствующее постановление о признании вас потерпевшим, я должен установить, что преступлением вам причинен моральный, имущественный или физический вред. Для этого мне нужно у вас кое о чем спросить, верно?
Першин кивнул.
— Вы проживали с Градиевской по одному адресу?
— Нет, не по одному. — Вопрос был задан явно не случайно, наверняка ему предшествовали показания соседей и сослуживцев Алоизии, они запротоколированы, и правду скрывать бессмысленно. — Мы жили в разных квартирах.
— Но в разводе вы не были?
— Собирались развестись.
— И как давно вы живете раздельно?
Першин уже собирался сознаться, что вступил в брак по расчету, но неожиданно усмотрел лазейку в вопросе следователя.
— Вскоре после свадьбы. За год до этого погиб ее первый муж. Решение выйти замуж вторично оказалось, видимо, поспешным с ее стороны. Она хотела видеть во мне мужчину, к которому привыкла.
— Почему же вы не развелись в таком случае?
— Она согласилась подождать с разводом, пока я куплю квартиру и пропишусь.
— Так когда вы виделись в последний раз?
— Семнадцатого июня. Кажется, это был понедельник.
— Вы были у нее дома?
— Нет, мы встречались на нейтральной территории.
— Зачем?
Першин ответил не сразу — весть о смерти Алоизии напрочь выбила его из колеи.
— Случайно, — опустил он голову, почувствовав апатию и безразличие ко всему на свете.
— Значит, накануне убийства вы с ней не встречались?
— Нет, не встречался.
Первенцев достал из пластмассового футляра авторучку и принялся старательно чистить вискозной салфеткой золотое перо.
— Уверены? — покосился он на Першина.
— Уверен.
— А когда ее убили, Владимир Дмитриевич? — снисходительно улыбнулся Первенцев.
— Мне-то откуда знать?
— А что же вы утверждаете, что не виделись с женой накануне убийства, если не знаете, когда оно произошло?
Першин с трудом понимал, чего хочет от него этот следователь и почему он стал говорить с ним таким тоном, словно допрашиваемый из потерпевших перешел в разряд подозреваемых.
— Я хотел спросить у вас, но вы же сами сказали, что вопросы задаются здесь в одностороннем порядке, — парировал он, но вовсе не потому, что был находчив, а просто так — случайно.
Следователь засмеялся, достал из кейса бланк какого-то постановления.
— О разделе имущества гражданки Градиевской между вами, как я понимаю, речи не было?
Першин посмотрел на него, как на друга, оказавшегося карманным вором.
— Вы правильно понимаете! — снова озлобился на неприкрытое, явно ничем не обоснованное, тенденциозное какое-то подозрение, которым был окрашен вопрос. — Правильно! И не стоит тратить время на подозрение, вы не можете меня ни в чем подозревать, не найдете против меня никаких улик, потому что их нет и быть не может! Если вы думаете, что я убил Градиевскую, чтобы завладеть ее квартирой, то заключите меня под стражу, вызовите сюда этого… как его… адвоката!.. свидетелей, понятых… не знаю, что у вас там еще положено, черт возьми!.. Что вы тут изображаете из себя Порфирия Петровича, все пытаетесь меня в ловушку заманить? Не жил я с нею, с Алоизией… с Луизой то есть, во-об-ще, ясно?! От квартиры отказываюсь! Я там был всего один раз… год назад… могу сейчас отказ написать!.. Я врач, я хирург, я сотни людей спас от смерти, а вы мне… вы меня… Бросьте! Давайте, пишите, спрашивайте, что положено, только не нужно делать из меня… козла отпущения!..