Першин отложил газету, прикрыл глаза и попытался восстановить цепочку происшедших с ним событий с учетом прочитанной статьи.
— Кто этот Григорьев? — спросил он вполголоса.
— Наш спецкор. Вхож в Думу, на Арбатскую площадь. По-моему, есть у него каналы информации и на Лубянке.
Вера уже сварила кофе и сделала бутерброды, сидела у окна и курила, со скрытым, непонятным торжеством поглядывая на Першина.
— Ты рад?
— Чему?
— Тому, что фактически оправдан? Дело ведь вовсе не в ограблении твоей дражайшей, а в мафиозных разборках, к которым ты не причастен.
Першин улыбнулся и по-отечески погладил ее кончиками пальцев по щеке, как делал раньше, зная, что ей это нравится. Вера неожиданно схватила его руку, поцеловала в открытую ладонь; тщетно он пытался отдернуть ее — она прижимала к груди его кисть, как драгоценность.
— Спасибо, девчонка, — улыбнулся Першин, заглянув в ее пропитанные нежностью глаза. — Правда, все не совсем так, как ты обрисовала.
— Почему?
— Когда речь идет о шести миллионах долларов, не говоря о борьбе мафии с Минобороны за монополию на атомную бомбу, когда с помощью вице-премьера и генералитета прибирается к рукам и переправляется за границу военный завод, проще списать убийство коммерческого директора на ревнивого или алчного мужа, чем копаться во взаимоотношениях военной разведки, Федеральной службы безопасности и других спецслужб. Я ведь в прошлом человек военный — знаю, что почем. Бандитская акция с применением вертолета, «мираж», растворившийся в воздухе, бесследное исчезновение полутора тонн радиоактивного вещества — сказки для дураков.
— Но ты-то здесь при чем? Тебе до этого какое дело?
— Видишь ли, реальность, от которой мне никак не удается освободиться, такова, что я оказываюсь единственным, кто догадывается о мотивах и исполнителях этой акции. Единственным из всех живых.
— Что ты такое говоришь? — испуганно прошептала Вера. — Они же могут…
— Не думаю. Если бы меня хотели убить, то давно бы сделали это. Не знаю, по каким соображениям они этого не делают. Возможно, из благородства, во что я верю меньше всего после расправы с бригадой «скорой». И все же банда не государство — их законы в отличие от государственных соблюдаются свято. Даже в воровской среде несоблюдение законов и принципов сосуществования карается смертью. Поэтому преступность крепнет и процветает, а государство гниет и разваливается. И чтобы не развалиться до конца, идет на альянс с более сильным противником.
Вера смотрела широко распахнутыми глазами, все более удивляясь неслыханным доселе от него речам.
— Ты изменился, Моцарт. Боже, как ты изменился за эти последние дни! — всхлипнула она, едва он замолчал.
Першин оторвал от сигареты фильтр, закурил.
— Я не хочу, чтобы ты менялся, — порывисто присев подле него на корточки, сказала Вера. — Брось все, не надо! К черту государство, мафию — ты должен вернуться к своей работе, думать о Моцарте, слушать его музыку, которая дает тебе силы.
— Думать о Моцарте? Кому все это нужно?
— Да тебе же, тебе! Моцарт — это ты, у тебя в этой жизни свое место, оно отведено тебе Богом, и не смей заниматься тем, что тебе не свойственно!
«Вы же гений, вы Моцарт», — снова вспыхнули в памяти слова Масличкиной.
— Какой же я Моцарт, если меня можно купить? — поднял он ее и усадил напротив.
— Тебя?
— Я не говорил. Они послали мне денег. Много денег.
— Кто?
— Не знаю. Это настолько маловероятно, что никто бы мне не поверил. Чтобы нейтрализовать меня, они подстроили так, что я стал дважды убийцей: вначале — этого Ковалева, о котором тут пишет ваш Григорьев. Ведь он умер у меня на столе. Он много знал и был для них опасен. Затем — собственной жены, которая и женой-то мне никогда не была… Я стал интересоваться одним человеком… видел его в банде, а потом — с отцом одной моей пациентки, девочки семнадцати лет, очень одаренной скрипачки. Ее звали Катя Масличкина, чем-то она походила на мою дочь… Так вот, ее отец — сотрудник того самого предприятия «Ной», что упоминается в этой статье. Но я думаю, все началось еще раньше. Контрольный пакет акций «Ладьи» оказался в Белграде. Именно туда уехал мой сослуживец Андрей Малышевский, сотрудник Генштаба. Якобы с миротворческой миссией в «русский батальон».