– Айви.
Я повернулась.
– Завтра ночью.
– Что завтра ночью?
– Большой день.
– Что?
– В полночь.
– Завтра? – меня обдало холодом.
Абель посмотрел на часы.
– Пятьдесят семь минут.
– Я тебя ненавижу, – произнесла я, а потом вышла из машины и прошла мимо Джеймса, который тут же последовал за мной в больницу через раздвижные стеклянные двери.
Сантьяго
– Dominus et Deuce [1], – произнес Абель, проявляя вынужденное уважение к моему рангу, прежде чем поклониться.
В моем особняке де ла Роса царила тьма, все окна затемнены круглый день. Но даже так, смотря на Абеля Морено, я мог сказать, что он не из тех, кто любил кланяться. Он считал, что достоин лучшего, и его эго, я уверен, на этом настаивало. Я всегда замечал на его лице намеки на негодование, даже когда ублюдок выказывал уважение.
Хотя по всем правилам Абель с таким же успехом мог быть ублюдком старшего Морено. Его связь с «I.V.I.» была очень слабой. Он был первым и единственным сыном Эля, но рожденным от женщины, неодобренной «Обществом». Потому ему никогда не стать в нашем мире по-настоящему важным. Эта истина была простой для понимания, даже такому, как Абель. Но принятие – совсем другое дело.
Я всегда находил его чересчур самодовольным. Чрезмерно жаждущим одобрения. Мне не нравилось его поведение и еще меньше то, с какой готовностью он согласился отдать мне свою сестру. Может, у него и не было выбора в этом вопросе, но полное отсутствие уважение к человеку одной с ним крови не могло заслужить мое одобрение.
Я ожидал сопротивления и, признаться, был разочарован, когда его не получил. Я наблюдал за их семьей уже четыре года и обнаружил слабости у всех, кроме Абеля. Эль и его жена жаждали власти, которой их могло наделить «Общество». Айви хотела сбежать от всего этого, наивно мечтая о колледже и жизни, которой у нее теперь никогда не будет. Я бы даже не удивился, если она действительно попыталась бы сбежать, как ее сестра. Младшая Морено, Эванжелина, в любом случае еще недостаточно взрослая, чтобы иметь свое мнение. Абель же, похоже, не испытывал привязанности ни к одному из членов семьи. Если он и любил кого-то, кроме себя, я пока не обнаружил этого человека.
Отдать мне в жены Айви должно было стать испытанием для всех них. Но с момента оглашения моих намерений ни единая живая душа не пришла ко мне молить о пощаде. Даже ее собственная мать. Я начинал подумывать, что единственный Морено, которому было не плевать, сейчас лежал в коме. Слишком трусливый, чтобы столкнуться с заслуженной им несправедливостью.
– Я хотел преподнести вам гарантию, – Абель бросил взгляд на пустой стул напротив стола. Он ждал моего дозволения сесть и устроиться поудобнее. Но Морено его не получит.
– Какую гарантию? – я нахмурился, смотря на сложенную бумагу в его руке.
– Что невеста чиста. Теперь в этом не может быть никаких сомнений.
Я тщательно взвешивал его слова. Конечно, он не мог иметь в виду то, о чем я сперва подумал. Но изучив скривленные губы Абеля и выражение лица, указывающее на то, что он непомерно горд собой, я ощутил пульсацию в висках.
Протянув руку, я вырвал из его пальцев бумагу, развернув ее рядом с мягким светом, лившимся от свечи на моем столе. Я быстро пробежался взглядом по отчету, отмечая детали. Костяшки моих пальцев побелели, когда я получил подтверждение своей догадки. В голове вспыхнул образ Айви, заполняя пробелы между моим воображением и глупостью Абеля. Нетрудно было представить ее лежащей на спине с раздвинутыми ногами, пока какой-то незнакомый ей мужчина касался того, что принадлежало мне. Как Абель мог даже допустить мысль, что этот шаг разумен?
Когда я поднял на него пустой взгляд, выражение удовлетворение с его лица исчезло. Я обошел стол и обхватил челюсть Абеля пальцами, поднимая ее вверх и сдавив так сильно, что его кожа побелела.
– Кто, черт тебя задери, дал тебе такие полномочия?
К подобному рукоприкладству Абель явно не привык. Он стал извиваться, пытаясь вырваться, а лицо приобрело красноватый оттенок. Внутри него буквально кипело едва скрываемое презрение, еще немного и у Абеля сорвет крышку притворной вежливости. Я бы сейчас посмотрел, как он решит испытать пределы моего терпения. Мне бы доставило огромное удовольствие проломить ему череп и выкрасить стены его кровью.
– Я думал, вы захотите этого, – процедил Абель сквозь зубы.
В глубине его глаз-бусинок клубилась тьма, под сдержанным выражением лица буквально гудел подавляемый поток ярости. Он мечтал поставить меня на место. Больше всего на свете Абелю хотелось верить, что он хотя бы отчасти равен мне.
– Позволь мне кое-что тебе прояснить, – выпалил я. – Она принадлежит мне. Никто и никогда больше не прикоснется к ней без моего разрешения. Включая тебя. Если я найду на ее голове хоть один потревоженный волосок, отвечать будешь ты. Понял меня?
– Да, – он дернул подбородком, явно возмущенный тем, что наши лица оказались так близко.
Абель хотел донести до меня, что на самом деле обо мне думал, хоть и не мог сказать это прямо. Заманчиво было сейчас забить его до смерти. Я мог бы, и никто никогда не спросил бы меня о нем. Мне пришлось напомнить себе, что со временем ему придется заплатить за грехи отца. Что будет гораздо приятнее наблюдать, как Абель медленно лишается своей гордости и превосходства. Когда я с ним закончу, он пожалеет, что его лицо не пострадало хотя бы вполовину, как мое. Абель Морено поймет каждой частичкой своего существа, что значит быть по-настоящему уродливым.
– Ну, и что у нас тут? – прервала меня Мерседес, стоя в дверях кабинета и с интересом вглядываясь в разыгравшуюся перед ней сцену. Однако когда она посмотрела на меня, я ясно увидел в ее глазах невысказанный вопрос.
«Еще нет». Я молча покачал головой.
Я обещал ей, что позволю поиграть по крайней мере с одним Морено, прежде чем все они сгинут. И Мерседес положила глаз на Абеля. Если выбирать между мной и сестрой, я не был уверен, кто для Абеля стал бы худшим кошмаром. Мерседес столь же кровожадна, но далеко не так терпелива. Она наверняка уже разработала план пыток, куда более злых, чем я мог представить. Но я не собирался жалеть Морено.
Усмехнувшись, я отпустил Абеля и вернулся к столу, садясь в кресло, пока будущий шурин жадно разглядывал мою сестру. Мерседес заметила его интерес и поощрила невежество кошачьей улыбкой. Он даже отдаленно не сознавал, насколько сильно она хотела его уничтожить.