Стянув, наконец, ночную рубашку, я тут же задрожала от своей наготы и положила ткань на ближайшую скамью. Когда сняла трусики и опустила их поверх рубашки, Сантьяго обернулся. Наши взгляды встретились, и глаза мужа потемнели. Я увидела в них голод. Нечто ненасытное.
И мое тело откликнулось. Может, из-за того, что я все еще помнила его прикосновения. И оргазм. Поскольку соски затвердели, а между ног я ощутила влагу.
Опустившись на колени, я взглянула на алтарь позади Сантьяго. И увидела, что он на него выложил. Мне вдруг стало нехорошо. Я знала эту длинную, на вид безобидную трость со времен учебы в школе с монахинями. И деревянную лопатку тоже узнала, хоть никогда и не испытывала ее на себе. Трость же, напротив, была любимой вещью сестры Мэри-Энтони.
Сантьяго выложил и другие предметы. Короткий кожаный ремень. Еще одна более тяжелая трость. Несколько разновидностей лопаток. И все они выглядели далеко не новыми. По правде, даже изрядно изношенными.
Я сглотнула и снова посмотрела на Сантьяго.
Он изучал меня добрую минуту. Тишина, повисшая между нами, стала оглушительной. Воздух буквально потяжелел.
Словно решив прервать тишину, Сантьяго развернулся к своей коллекции, взял тонкую длинную трость, четки и пошел ко мне. Склонив голову набок, он постучал концом трости по моим сцепленным рукам. Я и не обратила внимание, что сцепила их в молитвенном жесте.
– Привычка, – произнес Сантьяго.
Я кивнула, хоть он и не спрашивал.
В следующий миг муж надел четки мне на шею. Бусины показались холодными и тяжелыми. Словно каждая из них весила слишком много.
– Ты не ходишь в церковь. И не была на мессе уже полгода.
– Как ты узнал?
– Думаешь, за тобой никто не следил? – Сантьяго стал кружить вокруг меня, а я поворачивала голову, то вправо, то влево, чтобы следить за его движениями.
– Зачем тебе это понадобилось?
– Потому что я знал, что со временем ты станешь моей, – он все продолжал кружить вокруг меня.
– Почему я?
– На этот вопрос я сейчас не отвечу, – Сантьяго снова остановился передо мной. – Тебе больно? На коленях?
Я кивнула.
– Тебе нравится это ощущение?
Я покачала головой.
– Ты уже влажная?
На этот вопрос я не ответила.
Сантьяго ухмыльнулся и снова начал ходить вокруг.
– Если собираешься наказать меня этой штукой, то вперед. И покончим с этим.
В следующий миг я услышала свист, а потом завалилась вперед, уперев руки в пол, когда подошвы ног пронзило резкой болью, сродни агонии. И прежде чем я успела смириться с первым, меня пронзил второй удар. Я разрыдалась, и на несколько секунд даже забыла, как дышать.
Сантьяго присел позади меня. Я все еще задыхалась, когда он намотал на кулак четки и потянул мою голову назад к своей груди.
– Ты не отдаешь тут приказов.
Я вцепилась в его предплечье, кое-как стараясь дышать. Грудь высоко вздымалась.
Чуть раньше я находила его нежным, даже добрым. Почти. Узнав, что я не ела, Сантьяго расстроился. А потом, промывая татуировку, касался меня даже ласково. Потому, когда он просунул руку под сорочку, я прильнула к нему.
– Тебе понравилось?
– Нет! – я замотала головой.
Сантьяго опустил руку с тростью мне между ног и грубо схватил меня. Наверное, стоя перед алтарем на коленях и откинувшись назад я выглядела тут совершенно неуместно. Особенно с раздвинутыми коленями, выставляя себя напоказ.
– Ты насквозь промокла.
Я не знала, нарочно ли Сантьяго вдавил трость между половых губ.
– Но я отнюдь не собирался доставлять тебе удовольствие, Айви, – продолжил он, поднимая влажную ладонь по мою животу и чуть выше.
– Пожалуйста, не надо, – выдохнула я, потянувшись к себе между ног, когда ощутила, как по нежной коже заскользили шипы. В школе меня лишь однажды ударили этой тростью, и никаких шипов на ней я не помнила.
– Уже лучше. Мне нравятся твои мольбы. А сейчас сложи руки для молитвы и выпрямись, встав на колени.
– Пожалуйста, – я вытянула шею, чтобы посмотреть на мужа.
Он приподнял брови, будто ожидая, когда я последую его указаниям.
Я выполнила их, но все равно ждала неприятностей.
– Завтра ты будешь чувствовать мою трость на каждом шагу.
Я смотрела на алтарь, но зрение затуманивали слезы.
– Знаешь, чего ожидал от меня отец? – начал Сантьяго, снова начав ходить вокруг меня.
Я качнула головой и шмыгнула носом, гадая, что было хуже: ожидание удара тростью или сам удар.
Остановившись передо мной, он оглядел меня и просунул свое орудие пытки мне между ног.
Я напряглась.
– Большего, чем я был способен дать, – отозвался Сантьяго, отстраняя трость. – Я провел бесчисленные часы, стоя тут, совсем как ты. И не рыдал, когда он полосовал мне спину тростью. Даже носом не шмыгнул, когда ступни горели, и с каждым шагом я чувствовал, как от них отходила кожа.
Я приоткрыла рот и бросила взгляд на фотографию сурового мужчины, стоявшую на алтаре, а потом снова посмотрела на мужа. Я попыталась представить его маленьким мальчиком, стоявшим тут на коленях. Мой собственный отец никогда не поднимал на меня руку. А мать не была способна на столь просчитанные наказания. Лишь на импульсивные. И я имела дело только с последствиями мгновенно вспыхнувшей неконтролируемой ярости неудовлетворенной женщины.
– Мне очень жаль, – проговорила я, когда он снова оказался передо мной. – Я буду носить четки. Как ты и просил.
Сантьяго снова зашел мне за спину.
– Прошу, не нужно, – взмолилась я. Мне потребовалась вся сила воли, чтобы и дальше сидеть на коленях неподвижно, подавляя желание встать и прикрыться.
– Наклонись вперед и упрись руками в пол.
Я оглянулась на Сантьяго, и через мгновение выполнила его требования. Уперлась ладонями в пол, встав в совершенно незащищенную позу. Ожидание последующей боли перекрывало унижение.
Когда Сантьяго снова просунул трость мне между ног, я вскрикнула. Однако бить меня там он не стал. Лишь постучал, понукая раздвинуть ноги шире.
– Вот так, – произнес он, наконец, удовлетворившись моим положением. Я была уверена, что теперь ему было видно абсолютно все. – Не двигайся.
Я услышала его удалявшиеся шаги, а потом он сел на скамью, прислонив к ней трость со стороны прохода. Осмелившись бросить на него открытый взгляд, я поняла, что Сантьяго сидел и наблюдал за мной.