Тупо. Так чертовски тупо.
Я должна собирать вещи и убираться отсюда к чертовой матери, а не распаковываться. Маленькое откровение Тео, сделанное ранее в коридоре, это огромный ключ к разгадке, что бы ни говорила Рут. Но я пообещала ей, что буду придерживаться прежнего курса, так что какой у меня выбор? Я не могу просто так уйти отсюда.
Понятия не имею, что Мэл имела в виду под этим голосованием, но спорить с ней кажется бесполезным, поэтому я сдаюсь. Когда Джесс возвращается с фиолетовым платьем с блестками и увесистой косметичкой, размахивая плойкой в руке, как будто это наступательное оружие, я позволяю Мэл заставить меня переодеться. Сижу очень тихо, пока она завивает мне волосы, а Ноэлани, красивая девушка с миндалевидными карими глазами, наносит макияж на мое лицо. Они жужжат вокруг меня, как маленькие рабочие пчелки вокруг своего улья, и заканчивают со мной всего за несколько минут. Я стою перед зеркалом у окна, с трудом узнавая девушку, смотрящую на меня в ответ. Она выглядит старше. Меньше похожей на привидение. Предполагаю, что это во многом связано с тональным кремом, который Ноэлани нанесла на синяки под моими глазами, но все же. Девушка в зеркале выглядит здоровой. Счастливой. Я даже не знала, что мое лицо может выглядеть так, когда я улыбаюсь. В «Фалькон-хаус» не так уж много зеркал.
Мэл отступает назад, чтобы полюбоваться делом своих рук.
— Идеально. Честно говоря, я впечатлена собой. Не каждый может творить чудеса под таким давлением.
Под давлением? Это она ворвалась сюда и потребовала, чтобы я позволила ей тыкать и пихать меня, как будто я какая-то разряженная кукла. Если кто-то и находится под давлением, так это, черт возьми, я.
Девушка доброжелательно улыбается, кладя руку мне на плечо.
— Поверь мне, Соррелл. Ты будешь рада, что пошла на эту вечеринку. И еще будешь очень рада, что позволила мне сначала поколдовать над тобой. Я буквально твоя фея-крестная. Ну же. Нам пора идти.
«Серьезно, Соррелл. Расслабься. Расслабься! Что самое худшее может случиться?»
— Э-э-э, меня могут накачать наркотиками, изнасиловать и я умру, как ты? — бормочу я себе под нос, отвечая на звук голоса Рейчел в моей голове.
Дразнящий смех моей лучшей подруги звенит у меня в ушах, когда я спускаюсь по склону холма к темному лесу, следуя за группой незнакомых девушек, направляясь в ситуацию, которая, скорее всего, взорвется у меня перед носом.
Наше дыхание поднимается облаками тумана, вздымающимися в ночное небо. Свежий зимний воздух пахнет древесным дымом и такой холодный, что обжигает мои легкие и ноздри.
— Прости? Ты... ты что-то сказала? — Высокая, тихая девушка, идущая ближе всех ко мне, моргает на меня, как сова в темноте. Ее зовут Джулия. Ее пышные светлые волосы, заплетенные в толстую косу, спускаются по спине почти до талии.
Я качаю головой, засовывая руки в глубокие карманы зимнего пальто, которое мне подарила Гейнор. Я сказала ей, что толстая парка с капюшоном на овчинной подкладке — это перебор, но она настояла, чтобы я ее взяла. И сейчас я бесконечно благодарна за то, что сделала это.
— Просто говорю сама с собой, — говорю я. — Дурная привычка.
— Знаешь, как говорят... — Джулия смеется немного неловко. — Разговор с самим собой — это...
— Нет. Просто. Не надо.
Я слишком хорошо понимаю, что разговоры с самим собой — это первый признак безумия. Думаю ли я, что голос Рейчел в моей голове реален? Мне кажется, что меня преследует ее призрак или что-то в этом роде? Нет. Я знаю, что разговариваю сама с собой, когда провожу эти разговоры в своей голове. Я просто чертовски сильно скучаю по Рейчел. В тот день, когда она умерла, я почувствовала себя так, словно меня разорвали на части и вырвали из меня сердце. Чувство потери было слишком велико, чтобы его можно было понять. Мой разум справился с пустотой, которую оставила после себя Рейчел, единственным известным ему способом: он заполнил ее ею, как мог. Дал моей подруге какое-то подобие жизни, чтобы она все еще была со мной.
Я не перестану мысленно разговаривать с ней. Никогда. Если сделаю это, то действительно потеряю ее навсегда. А это? Я просто, блять, не смогу с этим справиться.
Бедная Джулия дрожит от резкого тона моего голоса. Она прячет подбородок в воротник куртки, так что только ее глаза смотрят на меня поверх материала.
— Все в порядке, — говорит она приглушенно. — Моя мама говорит, что разговор с самой собой — это единственный способ большую часть времени вести разумный разговор. Я понимаю. — Могу сказать по тому, как в уголках ее глаз появляются морщинки, что девушка улыбается, хотя все еще выглядит нервной. — В любом случае. Я… я должна догнать Мэл. Мой ингалятор у нее в сумочке, так что... — Она спешит к началу группы, оставляя меня плестись сзади.
Не желая рисковать еще одним моментом «О, здорово, я снова разговариваю сама с собой», я напеваю, чтобы голос Рейчел звучал тише — ту же мелодию, которую напевала вчера в машине с Гейнор. Подъем и спад музыки легко струятся в моем сознании, как текущая вода по руслу реки, ее звучание прекрасно и щемяще.
Оставшуюся часть прогулки я остаюсь одна. Так даже лучше. Я отстаю достаточно далеко, чтобы при желании легко ускользнуть обратно в школу; здание вырисовывается из темноты, как готический кошмар. Обширные лужайки, которые мы только что пересекли, были подстрижены в противоположных направлениях, придавая траве полосатый вид. Я следую за другими девушками, слушая, как они болтают и хихикают впереди, и чувствую, как свинцовая тяжесть давит мне на грудь. Если ожидается, что на этой вечеринке будут присутствовать все, то решение не идти было бы ошибкой. Я бы привлекла к себе внимание, особенно если бы подверглась притеснениям, как описала Мэл. За то, чтобы вписаться, приходится платить, а Рут сказала мне, что мне нужно слиться с толпой, несмотря ни на что.
Мэл ведет нас по грунтовой дороге, которая вьется вниз по склону, огибает рощу высоких деревьев и скрывает из виду «Туссен». Как только огибаем деревья, нам навстречу доносится слабый звук музыки. Сейчас, вдали от школы, так темно, что я едва вижу свою руку перед лицом. Несмотря на темноту, Мэл, кажется, точно знает, куда идет. Я спешу догнать группу, недовольно ворча себе под нос.
— Маркус будет там? — спрашивает Джессика впереди.
Мэл громко смеется.
— А как ты думаешь? Он никогда бы не отказался от бесплатной выпивки. И можешь поспорить на свою задницу, что он будет участвовать в голосовании за Главного Парня. Этот парень любит поливать людей дерьмом. И никогда не упустит возможности, чтобы все заискивали перед ним и лизали ему сапоги до конца года.
Ноэлани издает фыркающий звук; очевидно, она согласна.
— А как насчет Главной Девушки? Думаешь, Бет выиграет?
— Нет, если это будет зависеть от меня, — говорит Мэл.
— Ты же знаешь, что мы все проголосуем за тебя, — отвечает Ноэлани.
— Лучше бы так! Если только не хотите бегать по поручениям и разгребать дерьмо Бет, пока не закончите школу. Я не могу придумать ничего хуже.
Ух. Обычная школьная драма. Такого рода разделения никогда не существовало в «Фалькон-хаус». Этому никогда не позволили бы случиться. Все внутренние обиды улаживались на мате, неважно, большие они или маленькие, и вопрос не разрешался до тех пор, пока одна из нас не теряла сознание. Вы действительно должны были иметь это в виду.
Когда мы спускаемся в небольшую закрытую долину, в поле зрения появляется источник музыки: большой костер, языки пламени которого лижут чистое ночное небо. Тени безумно мечутся во все стороны, когда толпа людей перемещается и скачет вокруг, крича и смеясь во все горло. На прилегающей поляне установлены столы, уставленные едой и напитками.
Я не знаю, чего ожидала, но, черт возьми, точно не этого. Вечеринка проходит не в задней комнате бара или ресторана. Не в доме родителей какого-нибудь богатого ребенка, как это было в ночь смерти Рейчел. Даже не в каком-нибудь сарае. Это просто группа учеников «Туссена», собравшихся вокруг костра посреди поляны. На улице чертовски холодно, но как только мы оказываемся в двадцати футах от этого ревущего костра, девушки начинают снимать свои пальто и куртки, бросая их на стол, уже заваленный верхней зимней одеждой.