Выбрать главу

«Ты играй. Я тебе не буду мешать».

Не наш, не наш человек, получил Эдик новое подтверждение.

Любой местный мужик поинтересовался бы, какого черта Эдик здесь делает, а этот сразу — играй. Как будто можно играть на глазах настоящего иностранного шпиона. Эдик как-то по особенному почувствовал себя. Латаные штаны, латаная рубашка, стоптанные сапоги, руки в царапинах и в цыпушках. Немея от страха, Эдик ждал, каких сведений потребует от него иностранный шпион. Он страшно жалел, что никаких особенных секретов не знает. Ну, отливает кузнец Харитон картечь из казенного свинца, ну, чистят пацаны соседские огороды. Правда, мама недавно шепталась с начальником дорстроя. Приезжал начальник в село и о чем-то шептался с мамой. Может, о новой грейдерной дороге до районного центра.

«Думаешь о Будущем?»

Эдик похолодел. Шпион видел его насквозь!

С истинным ужасом Эдик уставился на коробочку, которую шпион извлек из кармана

«Это тебе. Покажи при случае Илюхе».

«Он все знает! — догадался Эдик. — Он даже про Илюху знает. Сейчас он меня подкупит. Сейчас я продам ему все секреты».

Повинуясь шпиону, Эдик коснулся металлической, холодной на ощупь, коробочки. На крышке алела кнопка, как на аппарате кинопередвижки. «Сейчас нажму на нее и все село, а вместе с ним новая грейдерная дорога взлетит на воздух!»

Но нажал.

И отбросил коробочку.

Внутри ее послышалось гнусное старческое брюзжание, будто там проснулся какой-то мерзкий старичок. Что-то там зашевелилось, забухтело, заругалось. Понятно, без слов, без слов, но Эдик прекрасно знал, какие именно слова произносят в таких случаях, скажем, конюх Ефим или кузнец Харитон. А потом из-под металлической крышки высунулась механическая кривая ручка, похожая на обезьянью, и злобно ткнула в алую кнопку.

Крышка закрылась и все смолкло.

«Шпион!» — не выдержал Эдик и бросился сквозь кусты к деревне.

7

Кузнец Харитон и одноногий дядька Эдика, вооруженные топором и старой берданкой, никого, конечно, не нашли у реки, и Эдик так никогда и не узнал, что встретил в тот день меня, проводившего первые сложные испытания МВ. А я никогда не рассказывал об этой истории Илье, боясь, что это повлияет на его решимость участвовать в эксперименте. Ведь Илья считал, что внутренне мы меняемся слишком мало. И все технические достижения человека никак не соответствуют внутреннему медленному его развитию. Искусственные спутники? Высадка человека на Луну? Точные технологии? МВ, наконец? Да нет, считал он. О прогрессе человечества следует судить по поведению людей в общественном транспорте.

И показывал старую газету.

«…по сообщениям из Уагадугу, председатель Национального Совета революции Буркина-Фасо распустил правительство».

«…в итальянском городе Эриче открылся международный семинар ученых-физиков, посвященный проблемам мира и ядерной войны».

«…в Женевском Дворце наций открылась встреча правительственных организаций, изучающих палестинский вопрос».

«…в польском городе Магнушев состоялась манифестация ветеранов боев на западном берегу Вислы».

— Ну, какую из перечисленных проблем мы решили?

8

Рукописи Ильи Коврова (новгородского) я не читал.

Но догадываюсь, что его герой должен был спасти душу.

Ведь как иначе? Герой новгородца не гнушался спекуляций. Но лазурные берега Крита, величественные руины Микен не могли не подействовать на него. Тенистая Долина бабочек обволокла его нежной дымкой веков. Дыхание вечности помогло переродиться. И в родное село Эдик привез не иностранные шмотки с этикетками модных фирм, а цветные монографии по истории античного искусства. И долгими летними вечерами на полянке перед деревянным клубом, под сытое мычание коров с наслаждением рассказывал оторопевшим землякам об Афродите, о могучем Геракле, о первых олимпийцах, о славных битвах далекого прошлого, не забыв и о паскудном Минотавре, немножко похожем на откормленного племенного быка.

9

Совсем иначе отнесся к Эдику мой новосибирский друг.

«Эдик Пугаев начинал с деревянной ложки…» Этой фразой открывалась его рукопись. И все в ней крутилось вокруг «ченча», как на Востоке называют натуральный обмен. Отдав деревянную ложку за африканского слона, вы вовсе не совершаете там мошенничества. Нет, вы производите «ченч». Вы пользуетесь ситуацией, которая сложилась так, что вашему партнеру расписная ложка в указанный момент нужнее слона.

Эдик не торопился.

Если уж забрался в такую даль, что с палубы не видно родного села, этим, конечно, следует воспользоваться. Не валяться, как новгородец, в шезлонге, и не бегать вверх-вниз, как новосибирец.

— Красиво, — с презрением замечал Эдик, примащиваясь в раскладном кресле рядом с задумчивым новгородцем. Судно стояло на рейде Пирея. — Смотри, какой домик, — Эдик с новгородцем почти в первый день перешел на ты. — Богатый домик. Онассису, наверное, принадлежит. Тут все, наверное, ему принадлежит?

— Да нет. Эта вилла принадлежит всего лишь дряхлому псу покойного грека Пападопулоса, бывшего торговца недвижимостью, — неторопливо отвечал всезнающий новгородец. — Пападопулос сердился на своих родственников и незадолго до смерти указал в завещании, что все имущество должно перейти к его любимому псу.

— А что, греческие псы живут долго?

— Не думаю. Однако, и десяток лет ожидания может привести в отчаяние самого крепкого греческого наследника.

— А в Греции продают собачий яд?

— Умирая, торговец выделил специальную сумму для охраны пса. Охранники, наверное, и сейчас покуривают на террасе.

Эдик присмотрелся, но ничего такого не увидел.

— Дома лучше, — вспомнил он родное село. — У нас бы никто не посмел бросить домик псу под хвост.

— Это так, — подтвердил новгородец.

— Что ты читаешь? Это иностранная газета?

— Можно сказать и так. Мне доставили ее с берега.

— И что пишут в иностранной газете?

— Да всякое.

— Ну, к примеру?

— Вот пишут, что на Кипре в местности Эпископи раскопаны руины очень древнего дома. Когда будем на Кипре, внимательно все рассмотри. Каждую деталь. Пишут, что там найдены останки людей и лошади. Похоже, дом завалило при землетрясении, случившемся глубокой ночью пятнадцать веков назад.

— А как узнали, что землетрясение произошло ночью? — Рядом со скелетом лошади лежал фонарь.

— Зачем лошади фонарь? Новгородец качал головой:

— С тобой трудно. Ты задумывался о Будущем? Хотелось бы тебе знать, что там, в Будущем, с тобою случится?

— Почему это со мной?

— Да какая разница?

— Как это какая! — возмущался Эдик. — В Будущем я обязательно облысею. Зачем мне это? У нас в роду все лысеют к старости. Ведь Будущее — это просто старость, да? — Эдик злобно сплюнул за борт, метя в белую чайку. — Ну его, это Будущее. Лучше уж попасть в прошлое.

— А почему туда?

— Да что они знали там? Жгли костры, да гоняли лосей по лесу. А у нас ружья, телевизоры, лодки-казанки… Ну, книги еще… — покосился он на писателя. — Мы бы любому древнему греку дали сто очков вперед, правда? А еще они там… — опасливо хихикнул Эдик. — Моду взяли на мечах драться!

Эдика очень задели и фонарь, найденный при погибшей лошади, и богатая вилла, в которой скучал пес покойного торговца недвижимостью. Вот он, Эдик Пугаев, живет в своем селе, пусть не в плохом, но все же в обычном доме и все удобства у него во дворе, а в столице Сибири у него малометражка на двадцать восемь метров… А тут отдельный домик!.. На море!.. И принадлежит псу!.. «Я им покажу неа демократию! Я у них откусаю!»

В Стамбуле, например, Эдику ужасно понравилась историческая колонна Константина Порфирородного. На ее вершине сиял когда-то бронзовый шар, но на шар Эдик опоздал — еще в тринадцатом веке хищники-крестоносцы перечеканили шар на монеты. Но можно обойтись и без бронзового шара, решил Эдик, колонна хороша сама по себе. Вот только непонятно, сколько карандашей или расписных деревянных ложек потребует за историческую колонну хитрый турок, который делает вид, что приставлен к колонне для охраны? И как отнесутся земляки Эдика к тому, что на его огороде будет торчать такая знаменитая штука?