Я покачал головой. Его баварское наречие, казалось, предполагало естественную доброту, которой, как я знал, у этого человека быть не могло.
- Потому что, герр Гюнтер, в отличие от коммунистов, мы никогда не обращались к интеллектуалам так же, как к рабочему классу. Знаете, ведь я сам вступил в партию только в тридцать девятом году. Сталин делает такие вещи гораздо лучше. Сегодня он представляется мне совсем в другом свете, чем раньше.
Я нахмурился, размышляя, что это: мюллеровский способ проверки или шутка? Но он, казалось, был абсолютно серьезен, прямо до напыщенности.
- Вы восхищаетесь Сталиным? - спросил я почти недоверчиво.
- Да он на голову выше любого из западных лидеров. Даже Гитлер по сравнению с ним был маленьким человеком. Только подумайте, до чего поднялись Сталин и его партия. Вы же были в одном из их лагерей и знаете, какие они. По-моему, даже говорите по-русски. С Иванами всегда знаешь, в каком положении находишься. Они либо ставят тебя к стенке и расстреливают, либо награждают орденом Ленина. Не то что американцы или англичане. - Лицо Мюллера внезапно выразило отчетливую неприязнь. - Твердят о морали и справедливости и тем не менее позволяют Германии помирать с голоду. Они взахлеб говорят об этике и тем не менее сначала вешают наших старых товарищей, а потом набирают их в свои службы безопасности. Таким людям нельзя доверять, герр Гюнтер.
- Простите меня, герр доктор, но у меня сложилось впечатление, что вы работаете на американцев.
- Это не так. Да, мы сотрудничаем с американцами, но в конечном счете работаем для Германии. Для нового Отечества.
С задумчивым выражением лица, он встал и подошел к окну. Его манера проявлять неторопливость была своего рода молчаливой рапсодией, больше характерной для деревенского священника, борющегося со своей совестью. Он стиснул крупные руки, снова разжал их и в конце концов сжал виски кулаками.
- В Америке нечему восхищаться, не то что в России. Но американцы действительно обладают властью, а дает им эту власть доллар. Это единственная причина, по которой мы должны противостоять России. Нам нужны американские доллары. Все, что нам может дать Советский Союз, - это пример, пример того, каких результатов можно достичь, основываясь на верности и самоотверженности, даже и без денег. А теперь подумайте, какие успехи ждут Германию с такой же преданностью ее людей и американскими деньгами. Я попытался подавить зевок и не смог.
- Почему вы мне это рассказываете, герр... герр доктор? - Я чуть не назвал его Мюллером, спасла доля секунды. Интересно, кто-нибудь, кроме Артура Небе и, возможно, фон Болшвинга, который меня допрашивал, знает, кем на самом деле является Мольтке?
- Мы работаем для светлого будущего, герр Гюнтер. Пусть сейчас Германия разделена между ними. Но придет время, когда мы снова станем великим государством, великой экономической силой. Пока наша Организация работает вместе с американцами, чтобы противостоять коммунизму, позже их можно будет убедить позволить Германии воссоздать себя заново. С нашей индустрией и их новыми технологиями мы сможем достичь того, чего Гитлер никогда не смог бы. И о чем Сталин - да, даже Сталин с его грандиозными пятилетними планами может пока только мечтать. Возможно, немец не будет главенствовать в военном отношении, но он будет делать это в экономической сфере. Немецкая торговая марка, а не свастика покорит Европу. Вы сомневаетесь в том, что я сказал?
Если я и выглядел удивленным, то по одной причине: даже мысль о том, что немецкая промышленность может быть на верху чего-либо, кроме свалки, казалась мне смехотворной.
- Просто я размышляю: а все ли в Организации думают так же, как вы?
Он пожал плечами:
- Не все, нет. Существуют разные мнения относительно ценности наших союзников и вреда наших врагов. Но в одном мы сходимся - планах создания новой Германии. Независимо от того, займет ли это пять или пятьдесят пять лет.
С отсутствующим видом Мюллер принялся ковырять в носу. Это важный процесс занял его на несколько секунд, после чего он осмотрел большой и указательный пальцы, а потом вытер их о занавеску Небе. Я решил, что это было плохим индикатором новой Германии, о которой он говорил.
- В общем, мне просто хотелось лично поблагодарить вас за проявленную инициативу. Я внимательно изучил документы, предоставленные вашим другом, и у меня нет никаких сомнений - это первоклассный материал. Американцы будут вне себя от радости, когда увидят его.
- Рад это слышать.
Мюллер вернулся к своему стулу около моего дивана и снова уселся.
- Вы уверены, что он сможет и далее снабжать нас высококлассной информацией такого рода?
- Абсолютно уверен, герр доктор.
- Отлично. Знаете ли, лучшего времени для него не придумаешь. Южно-германская компания по использованию промышленности обратилась в американский Госдепартамент с предложением увеличить вложение капитала в ценные бумаги. В этом деле информация вашего человека сыграет важную роль. На сегодняшнем собрании я собираюсь рекомендовать, чтобы разработка этого нового источника стала приоритетной здесь, в Вене.
Вооружившись кочергой, он принялся яростно пинать тлеющие головешки. Нетрудно было представить его проделывающим то же самое с людьми. Уставясь на пламя, он добавил:
- Это дело имеет для меня личный интерес, и я хотел бы попросить вас об одолжении, герр Гюнтер.
- Я слушаю, герр доктор.
- Должен признать, я собираюсь убедить вас связать меня напрямую с этим осведомителем.
Я подумал немного.
- Необходимо узнать его мнение. Это займет некоторое время.
- Конечно.
- И, как говорил Небе, ему нужны деньги. Много денег.
- Я все организую, вплоть до швейцарского банковского счета. Все, что он захочет.
- Пока он больше всего хочет швейцарские часы, - сказал я, импровизируя. - "Доксас".
- Без проблем, - улыбнулся Мюллер. - Помните, что я говорил о русских? Они точно знают, чего хотят. Хорошие часы. Ну, предоставьте это мне. Мюллер вернул кочергу на место и удовлетворенно откинулся на стуле. Значит, как я полагаю, вы не возражаете против моего предложения? Естественно, вас ждет хорошее вознаграждение.