Девушка потерла руки друг о друга. Ладошки до сих пор горели. Правильно дед Антип Атана называл — Огонек. Таких ощущений у Лесандрин никогда не было — сколько она людей полечила. Она боялась представить себе, что было бы, если бы она решила лечить его душу… Прикоснувшись краешком к его сути, она согрелась душой и заразилась его огнем и азартом. Все тело зудело, и требовало выхода энергии невесть откуда взявшейся в уставшем организме. Но если бы она сунулась дальше… Ощущения явно были бы не из приятных. И еще она отметила, что Огонек влюблен. Только вот в голову лезут не совсем радужные предположения о предмете тайных воздыханий странника.
И вообще, что сегодня за день такой? Владимир с раннего утра с поцелуями и признаниями, которые как ножом по не зажившей до конца ране. Боль в его глазах она разглядела так явственно, словно ее можно потрогать. Да и, что скрывать, у самой горечь на языке до сих пор осталась, словно собственной желчью захлебнулась.
Девушка терзалась сомнениями. Металась из стороны в сторону, пытаясь решить что-то для себя. Решить главный вопрос: стоит ли доверять Владимиру? Накрыв голову подушкой, Лесандрин решила, что утро вечера мудренее, сложные вопросы на похмельную голову не решаются, и вообще, надо же когда-то спать.
Друзья встретили Лесандрин с утра с перекошенными от похмелья лицами. Им было настолько плохо, что они сидели рядышком, и Милада положила голову на плечо Самойлову. Одним словом нездоровая идиллия, не характерная для отношений этих людей.
— Доброго утра! — бодро поздоровалась Лесандрин, вызвав гримасы боли на лицах друзей, — Оооо, я смотрю, кому-то здесь не хорошо, — девушка осмотрела странную парочку, держащуюся друг за друга, как за соломинки, и улыбнулась.
— Тише, Лесенок, тише, — прошептала Милада, сдавливая виски.
— Как же вы сюда добрались? — поинтересовалась претендентка на место императорского палача.
— Пить хотелось, — прохрипел Владимир.
— Уууу, как все запущено, — девушка осмотрела стол, на котором красовался одинокий пузатый кувшин литров на пять, как минимум.
— Милад, а ты про настойку свою от похмелья забыла? — Черноволосая мигом подскочила, бормоча под нос ругательства в адрес вчерашней пьянки и собственной забывчивости, и резвым кабанчиком бросилась на второй этаж.
— Она куда? — поинтересовался Самойлов, сражаясь с собственным голосом, который отказывался звучать нормально и выдавал только сип.
— За лекарством, Ладь, за лекарством.
— Вот это скорость! — восхищенно просипел он.
— Это называется: правильно поставить цель! — Девушка закинула под столом ногу на ногу и, удобно усевшись на стуле, заказала завтрак.
Самойлов налил себе в стакан мутной жидкости из кувшина, которая при ближайшем рассмотрении оказалась рассолом.
— С добрым утром, любимая, — раздалось за Лесиной спиной. Самойлов поперхнулся рассолом и только по причине дикого похмелья не вцепился Атану в лицо. Видимо, Владимир решил смерить соперника уничтожающим взглядом, но вместо этого получилось нечто маловразумительное. Леся же развернулась к сияющему, как начищенный самовар, мужчине лицом и уставилась на наглеца, искренне желая прожечь в его лбу дырку.
— Не поняла, — протянула она тоном, не предвещающим ничего хорошего.
Атан, от души любуясь реакцией, обошел столик, сел между Лесей и Самойловым, подпер подбородок рукой и сделал глазки побитого щенка.
— Родная, ну, разве, ты не помнишь, что между нами вчера было? — Самойлов пролил на себя стакан с рассолом и разъяренным кабаном сверлил страннику спину. Проникновенный, почти интимный полушепот, прекрасно долетал до ушей Владимира.
— Ты что, — взорвалась Лесандрин, заикаясь от возмущения, — ох…оф… Оху… Жить надоело?
— А что я такого сказал, радость моя? — врет и не краснеет, наглец. Вот, ну хоть бы одна жилка дрогнула! Вот это наглость!
— Если ты считаешь, что та нелепая попытка чмокнуть меня в щеку и перевязка ран — ЧТО-ТО БЫЛО! То ты… — Леся красная, как вареный рак, набрала воздуху в грудь, чтоб высказать свое отношение к подобному цирку, но не успела… Владимир, совладав с дурным самочувствием, вытащил Атана из-за стола, схватив за грудки
— Убью… — прошипел он, глядя в лицо невозмутимому Атану.
— Руки коротки, Самойлов. И устав не позволяет. — он спокойно убрал руки Самойлова.