</p>
***
<p>
- Джейкоб Блек, вы арестованы на основании обвинений в преступлении против интересов государства, в частности – в шпионаже. У нас есть орден на ваш арест. Вы имеете право хранить молчание, а так же имеете право на адвоката. – Я уже разговаривала с этим мужчиной пару дней назад. Он мельком посмотрел на меня, будто бы не узнал даже, и вернул свое внимание к моему мужу.
- Что за чушь вы несете? – тот сидел на своем любимом месте за столом, и тон его не оставлял сомнений: в этой ситуации супруг все равно чувствовал себя главным.
- Пройдите с нами, мистер Блек. Иначе нам придется применить силу.
Я однажды снималась в такой сцене, и сейчас пыталась воспроизводить то, что тогда заставлял меня делать режиссер. Бестолково переводила взгляд с мужа на незнакомых статных людей, словно рыба хлопала ртом и изредка повторяла: «Джейкоб! Что происходит?! Что случилось?».
Человека, с которым я прожила под одной крышей почти шесть лет, с которым впервые почувствовала себя настоящей женщиной, который, если взглянуть на вещи честно, никогда плохо не обращался со мной, уводили из нашего дома под конвоем. Уводили, арестовав на основании моих показаний. Его в моей жизни больше нет и, наверное, не будет. Я даже толком не выяснила, что с ним сделают: посадят ли на всю жизнь, на несколько лет или приговорят к смертной казни?
Его лицо, с застывшей маской ужаса и сомнения, его заведенные за спину руки и поникшие плечи навсегда отпечатались в моем сознании. И позади них всех, возвышаясь над головами замеревших, висела пугающая своей живостью вариация на Брюллова: люди, обуреваемые первородным страхом стихии, их позы, полусломленные и пригнутые к земле, в которых ясно читалась неминуемая участь. Огонь на картине, как мне казалось тогда, по-настоящему горел, и молнии посверкивали своей смертоносной красотой, и тягучая лава, прекрасная этой змеиной вальяжностью, почти лизала пятки бегущим.
Сказать, что я была не готова к этому, было нельзя: полчаса назад я перевела все деньги с наших счетов, оформленных моим именем, на выданные Калленом реквизиты.
Джейкоб уже переступил порог дома, когда я вспомнила о роли растерянной жены и вскрикнула:
- Я позвоню адвокату!
По тому, как через плечо покосился на меня муж, стало ясно: он все понял.
Адвокату я все-таки позвонила и велела ехать прямиком туда, куда увели Джейкоба, не заезжая в наш дом. Разговорчивый мистер Мэй еще два раза переспросил: «Может, мне все-таки заехать, милочка?», но я с усталой улыбкой категорически отказалась.
- Джейку вы нужны больше, - и положила трубку.
«Сегодня в собственной квартире задушенной нашли популярную актрису Джессику Стенли». В гостиной кто-то не выключил телевизор: «Девушка была избита, а из ее апартаментов вынесли почти все ценные вещи, - блондинистая ведущая не умолкала, - по заключению, которое сделали эксперты на месте, она пролежала здесь около недели».
Да, мистер Мэй, Джейку вы нужны гораздо больше. Мне вы помочь не в состоянии.
</p>
***
<p>
Я устроилась на диване с бутылкой вина. Единственное, по чему я буду скучать, когда мы уедем, – винный погреб Джейкоба и этот диван. Мягкий, уютный, только на нем я могла спокойно сидеть в собственном доме.
Весь день на улице стояла невыносимая жара, большой город с его густой, как тесто, духотой опостылел мне до зубного скрежета.
- Прокатимся? – зайдя в гостиную, предложил Каллен. В его глазах сиял лихорадочный блеск победы. – О, я вижу, ты уже расслабилась, - он многозначительно посмотрел на бутылку Шато Марго.
- Тяжелый день, - опустив ноги с дивана, улыбнулась я. – Но идея с прогулкой нравится. Мне необходим свежий воздух. Да и попрощаться с этим местом, наверное, стоит.
Каллен протянул мне руку, и когда я уцепилась за нее, почувствовала мертвецкую холодность кожи.
Его машину я видела впервые.
- После суда мы покинем город. Какое-то время будем врозь, - сообщил он, вперившись взглядом в освещенную городскими огнями дорогу. – Поживем в разных штатах, на разных концах страны.
- Я знаю, - и в первый раз закурила. В его бардачке нашлись только крепкие мужские сигареты, но я была довольна и этим.
И он замолчал. Мы ехали, не говоря ни слова, каждый смотря в свою сторону: я - в окно, на пробегающие мимо пейзажи, представляя, что скоро буду оторвана от этих мест навсегда, а он – упрямо и гордо на дорогу. Всю свою жизнь, о которой я знаю до удивительного мало, Каллен шел только вперед, делал это с бычьим упорством, словно всегда повторяя: «Не мытьем, так катаньем».
Совершенно неожиданно его машина завернула на неасфальтированную дорогу и покатилась, плавно подскакивая на неровностях грунта.
- Ты о чем-нибудь жалеешь? – спросил он, остановившись. Тоже закурил. Блестящий огонек неярко освещал лицо мужчины в темноте погасших салонных ламп.
- Нет, наверное, - ответила я. – Жалко разве что бросать карьеру.
Каллен усмехнулся.
- Выходи, - и выбросил только наполовину скуренную сигарету. - Выходи, говорю, чего уставилась?