Тэмпл садится и, выпрямившись, глядит куда-то вдаль отсутствующим взглядом.
В самом деле, все отлично уладилось, все прекрасно, господа.
Стивенс. Кое-что еще надо уладить.
Гоуен. Браво! Мы разве не кончили забавляться? Кто еще должен быть убит для нашего развлечения?
Стивенс. Нэнси.
Гоуен. Нэнси? Ну, конечно. Ее повесят, это верно. Надеюсь, что шейные позвонки у нее так и хрустнут! Что ж. из двух проституток хоть одна получит по заслугам. Приличная пропорция. Большего нельзя и просить у милосердного бога. (Смотрит на Тэмпл с ненавистью и тоской.) Да, вот еще что: надо бы уладить еще одно дело. Мне бы хотелось знать, что там такое в этих знаменитых письмах. Раз уж мы решили исповедоваться, должен признаться, что Тэмпл раззадорила меня, рассказывая о них. Думается, там должны быть дьявольски волнующие подробности. А ведь во время нашего веселого брака она говорила со мной совсем другим языком, вполне благопристойным, представьте себе. Я бы сказал даже, церемонным, если только он может быть церемонным в те минуты, когда производят детей.
Стивенс. Замолчи, Гоуен!
Гоуен. А я, естественно, думал, что это результат ее воспитания, воспитания, полученного в двух школах — в колледже и в борделе. И она так старалась забыть вторую школу, что без конца вспоминала первую. Со мной она держала экзамен, а с другим... (Заметив жест Стивенса.) Хорошо, хорошо, дорогой мэтр, успокойтесь! Но согласитесь, жаль, что так получилось. По моей вине она очутилась в Мемфисе, и я несу за это должную кару — пожинаю теперь плоды ее блестящего всестороннего образования.
Стивенс. Гоуен, я тебя побью, если ты не перестанешь.
Гоуен. Нет, не перестану. Для меня была только добродетель. Добродетель исключительно для меня! (Вдруг разражается рыданиями. Повернувшись к Тэмпл.) А с другими она вела себя, как потаскуха... (Стивенс бросается на него; Гоуен останавливает его и стискивает ему руки.) Не утомляйте себя, Гэвин! (Отбрасывает его.) После восьми лет воздержания мужество и сила вернулись ко мне. И я воспользуюсь этим, чтобы очистить свою жизнь от всякой мерзости. (Смотрит на них и говорит глухо.) Я вас обоих ненавижу. (Ухмыльнувшись, обращается к Тэмпл.) Прощай, куколка.
Стивенс. Прежде всего избавься от своего отвратительного самолюбия.
Гоуен. Ну, разумеется, ну, конечно! (Направляется к двери.)
Тэмпл (внезапно вскакивает). Куда ты идешь?
Гоуен. Напиться вдрызг. Если только за восемь лет я не разучился. Или у тебя есть другое предложение?
Стивенс. Что ты сделал с Бюки?
Гоуен. Ах, да, с оставшимся в живых? Он у вас дома, с вашей женой. Что, опасно? Ваша жена тоже убивает детей? (Решительно идет к двери.)
Тэмпл. Гоуен! Не оставляй меня!
Гоуен не отвечает и выходит.
О бог мой!
Стивенс. Пойдемте.
Тэмпл (не двигаясь). Завтра, завтра и еще раз завтра.
Стивенс. Да, завтра надо будет все начинать сначала. Он снова разобьет автомобиль, и надо будет снова прощать ему, прощать в течение восьми лет, пока он еще что-нибудь не разрушит. (Берет ее за руку.) Пойдемте, Тэмпл, уже поздно.
Тэмпл (сопротивляясь). Что сказал губернатор?
Стивенс. Он сказал: «Нет».
Тэмпл. Почему он так сказал?
Стивенс. Он не имеет права помиловать.
Тэмпл. Не имеет права? Губернатор штата? Которому закон дает полное право помиловать или отсрочить казнь?
Стивенс. Если бы это зависело только от правосудия, я бы мог в суде защищать ее, как умалишенную, вместо того чтобы заставлять вас приходить сюда.
Тэмпл. Не только меня, но и Гоуена, хотя я еще не могу понять, как это вам удалось. (Смотрит на него.) Ах, вот почему сначала была какая-то неисправность в нашем автомобиле, а потом пришлось остановиться, чтобы сменить колесо. Вы позвонили ему по телефону, и он приехал... И все это ни к чему. Во имя правды, во имя справедливости. Ни к чему, ни к чему. Она все равно должна умереть.