— Я не убивал твоих друзей. Даже не думал, мне это в голову не приходило. Просто Скиф дал мне для защиты… Ну, в общем, одного человека. Я все узнал последним… случайно. Это во-первых. Во-вторых, я понятия не имею, чем так не угодил твоему отцу. Мне как-то забыли сказать. — Эрликон потер лицо руками. — Наверное, я чепуху какую-то несу. Прожужжали мне все уши: Рамирес враг, он нас хочет убить, несчастный случай… Я уж и задумываться перестал, привык. А почему? За что? Инга, я не хочу и не хотел ссориться с твоим отцом.
— И Скиф тоже, — проворчал Звонарь. Он явственно уловил суть сделки двух умников по поводу трупа, уложенного его руками. Ах, гиены, мать вашу; старая дружба…
— Кто такой Скиф? — спросила Инга, пододвинув Звонарю пепельницу. — Это же твой дядя?
Пилот и гангстер переглянулись. В этот момент они поняли друг друга без слов.
— Скиф — большой авторитет, — дипломатично высказался Гуго.
Тут мы должны коснуться чрезвычайно деликатного вопроса: насколько Инга была в курсе отцовских дел?
В известной степени была в курсе. Естественно, ни о Программе, ни о Скифовой протекции она не слыхала, а если даже что-то и доходило, то ни Рамирес, ни Гуго никаких объяснений ей при всем желании дать бы не смогли. Также, кроме всего прочего, Инга начала осмысливать существование во времена уже достаточно вегетарианские, когда основные бойни и костоломки остались в прошлом, а Пиредра и компания вошли не просто в элиту, а в сверхпривилегированную касту преступного мира, то есть превратились в солидных, уважаемых в обществе добропорядочных людей, имеющих друзей в высших эшелонах власти. А какой-то близости в семейном кругу, располагающей к откровенности, Инга не видела ни в детстве, ни позже.
Словом, она знала, что ее родители принадлежат к весьма и весьма обеспеченному классу, поэтому, естественно, у них есть множество недоброжелателей, тем более что интересы бизнеса и закона не всегда и не везде совпадают. Знакомство же с Гуго помогло ей понять, что не все возникающие подобные противоречия разрешаются в суде при помощи адвокатов. Есть изнанка жизни, негласно признавала Инга, так это не нами придумано и не нам это менять. В подробности же она предпочитала не вникать. Поэтому сегодняшний случай ее, конечно, удивил, но нельзя сказать, что так уж ошеломил до глубины души.
— Так я что-то не понимаю, — спросила она. — Твой дядя-авторитет тоже хотел твоей смерти?
— Да вы ешьте, — предложил Звонарь. — Для чего все стоит?
— Я сегодня весь день только и делаю, что ем и пью, — ответил Эрлен. — Мой дядя Эрих… Хорошо, вот ты мне и ответь: в чем моя вина? И почему Скиф так со мной поступил?
— Давай-ка еще по одной… Прямо концерт-загадка. Тебе ничего не объяснил дядя, мне — мой друг Рамирес. Что же, поломаем наши умные головы. Но одно могу тебе сказать уже сейчас: Скиф тебя подставлял изо всех сил.
Эрликон наклонился вперед, впитывая взглядом грубую лепку разбойничьего лица и даже надеясь его смутить:
— Не лги мне, Звонарь.
Но смутить Гуго Сталбриджа было нелегко. Он чуть приметно повел бровью, голос на басах наполнился всегдашним зазубренным рыком:
— А я и не лгу. Ведь вам там отзвонила свиристелка из аэропорта, мисс ноги семьдесят восемь или что там у нее? Вот ее-то Скиф в Стимфале и оставил, а все прочие службы он отозвал. Он, друг незнаемый, тебя выставил на съедение, ты в сорочке родился — вот помяни мое слово. Кстати, не та ли барышня так хорошо стреляет?
— Не та, — криво усмехнулся Эрлен. — Ее он тоже убрал. Услал в отпуск.
— Гуго, — снова вмешалась Инга, — это надо немедленно прекратить. Что за безобразие — убивать Эрлена! Он студент, ни на какой службе не состоит, не верю, что нет возможности как-то договориться.
Звонарь успокаивающе поднял руку:
— Ладно, ладно. Тут не военный совет. Я все знаю — он герой-пилот, герой Контакта… Я все правильно называю?.. Погоди, Контакта… Ты — Эрлен Терра-Эттин?.. Да ты не родня ли Диноэлу Терра-Эттину? Ну, тому самому?
— Это мой отец.
На миг Звонарь онемел.
— Ты сын Диноэла? Быть того не может, он же умер давно.
— Жив-здоров, ничего с ним не случилось.
Ax, напрасно рассчитывал Рамирес, что Гуго забыл ту давнюю историю. Никого и ничего он не забыл. Было, было — далекая Тратера, жестокосердный алхимик герцог, веселый зеленый лес и тот черноволосый худенький юноша, который и привел всю их разношерстную компанию на сегодняшний путь. А ведь похож, ничего не скажешь.
— Вот это да, — медленно произнес Звонарь. — Вот это встреча. Послушай, а он тебе рассказывал — тридцать девятый год, побег?
— Почти что нет. Он мало что рассказывает. Помню, был дом какой-то с драконами. Звонарь засмеялся:
— Верно, верно, было дело… Так где он, что с ним?
— На Англии-VIII, живет в пустыне. Западный Вахад.
— Гуго, как ты можешь помнить тридцать девятый год? — спросила Инга. — Сколько же тебе было лет?
— Да уж помоложе был, чем теперь. — Звонарь даже руки потер от удовольствия. — Так он что, у Стилхара, что ли?
— А ты знаешь Стила?
— Кто же его не знает? И Стилхар, и вся их оппозиционная шайка — не сегодня-завтра они тут у нас будут править бал… Вот оно как. Значит, Динуха жив и засел у англичан… Ты давно его видел?
— Ну… Перед тем, как все началось. Перед соревнованиями.
— А, ведь это ты — да? — влетел в окно на прослушивании?
— Да, влетел… Вот, познакомился с Рамиресом. Все нормально… потом Скиф… Скиф рассказал мне, ну, и…
И тут взгляды Эрликона и Звонаря пересеклись и сгустились, как сгущаются, совпав, ночью тени от разных фонарей.
— Рассказал про наши пироги? — то ли с сомнением, то ли с иронией спросил Гуго.
Они снова поняли друг друга, не называя истинных имен.
— Рассказал. И пошла вся эта чепуха…
На это Звонарь ничего не ответил, а неспешно закурил вторую сигарету.
Разбойник не был профессиональным аналитиком, как Эрлен, не обладал провидческой интуицией, как Рамирес, да и многие детали, например история с Кромвелем, были ему неизвестны, но мрачный опыт, касающийся сути подобных операций, и не вытравленная пока алкоголем природная сообразительность очень быстро представили Звонарю картину со всеми недостающими звеньями.
То, что этот юнец налетел на Пиредру и Ингу, да еще, судя по всему, отчаянно влюбился, рассудил Гуго, было, очевидно, чистой случайностью, вроде той, когда раз в год и палка стреляет, но одновременно — и серьезнейшей неприятностью для Скифа. Наш мудрец-разведчик принялся ликвидировать свой промах, причем до изумления тонко и ювелирно — одной рукой открыл парню карты и, стало быть, пресек возможность расспросов и разговоров как со стороны будущего сотрудника Контакта, так и со стороны весьма и весьма опасного папаши Диноэла; при этом обнадежил, наверное, племянника и неведомым путем плотно запер его на этих самых соревнованиях; а другой рукой в это время открыл все семафоры Рамиресу, хотя, видимо, и впрямь не сказал ни слова — Пиредра не сумасшедший, без всяких слов должен понимать, чем может обернуться для них со Скифом английский запрос на Совете Безопасности… Итог же курьеза ясен: приличия соблюдены, живой ли, мертвый ли — Эрлен молчит, а Скиф всем по-прежнему родной отец и в своем далеке ведать ничего не ведает… Да-с. Все это было бы прелестно, когда бы не было так гнусно.
Однако же мудрец выпустил из виду одно: и на него довольно простоты, да и друг Рамирес в этот раз явно хватил через край — что же, тем лучше… Звонарь кивнул своим мыслям, стряхнул с сигареты пепел и еще раз — кому символически, кому нет — всем разлил:
— За такое не грех и выпить. Спортсмен, может… нет? За весельчака Дина, который нагнал такого страху на нашу гоп-компанию.
Эрликон подавил вздох и покачал головой:
— Спасибо, но ведь это неправда. Никто не может бояться отца. Может, не надо об этом говорить, но он конченый человек.
— Вот тут я с тобой не соглашусь. Теперешних его обстоятельств я, правда, не знаю, но такое я о нем и раньше слышал, и где те, кто это сочинял? А уж кого я действительно знаю, как ты сказал, так это Стилхара, и никаких там конченых вокруг него нет, иначе и разговора этого не было бы. Ни Скиф, ни Рамирес шуток не шутят. Уж ты мне поверь, ваша фирма «Динуха и сын» может основательно попортить нашу музыку.