Капитан шёл по улицам, ловя на себе восторженные взоры горожан и милые взгляды девушек, от чего ему становилось тепло на душе, а праздничное настроение лишь усиливалось.
Он вошёл в небольшой ресторанчик с голубыми обоями, где сидели и простые жители, и солдаты, и офицеры, и даже генерал со своей семьёй. Сенька окинул взглядом зал и, приметив место за одним из столиков, за которым сидело несколько солдат и один старлей-лётчик, двинулся к нему.
– Разрешите, товарищи, – спросил Сенька, козырнув сидящим, что, при виде него, тут же подскочили, – я с вами присяду?
– Конечно, товарищ капитан! – учтиво сказал лётчик. – Присаживайтесь!
Офицер снял фуражку, положив её на стол, и сел. Теперь он мог внимательнее рассмотреть своих собеседников.
Лётчик старший лейтенант с редким, для авиации, орденом Славы на груди. Гвардии старший сержант пехоты с такими же двумя орденами и «Красной Звездой». И седой старшина, в рядах наград которого виднелась медаль за Берлин.
– А что ж вы не заказываете ничего? – поинтересовался Остроухов.
– Да мы, в общем-то, только недавно пришли, – ответил старший сержант.
– Коньячку? – улыбнулся капитан, оглядывая своих собеседников, которые тут же заулыбались в ответ, что означало однозначное одобрение.
Остроухов подозвал одну из симпатичных официанток к столу.
– Не найдётся ли у вас, милая, «трёх звёзд» для героев войны?
При этих словах он подмигнул солдатам.
Девушка расплылась в милой улыбке от мимолётного комплимента красавца-офицера и ответила:
– Найдётся, скоро принесу!
Когда она удалилась, Остроухов вновь заговорил:
– Ну, что, друзья, айда знакомится! Капитан Остроухов. Семён. Можно Сенька.
– Старший лейтенант Донцов. Можно Вася, – ответил лётчик.
– Гвардии старший сержант Безруков. Миша.
– Старшина Знахарев. Андрей.
– А вы сами-то на одном фронте, что ли, воевали? – поинтересовался Сенька.
– Хех! – усмехнулся Донцов, глядя на Безрукова. – Мы с Мишкой – да. Та ещё история…
– Представляете, товарищ капитан, – продолжал старший сержант, видя заинтересованный взгляд Остроухова, – мы гору под Севастополем штурмуем, а тут это чудо с небес на нас падает! Ну, мы с ним, стало быть, и добрались до вершины. Так и познакомились.
– А меня тогда просто немцы сбили, – уже продолжал лётчик. – Я сам два «мессера» на тот свет отправил, но, вот, и меня угробить захотели – так я выпрыгнул. Приземляюсь, а тут Мишка с автоматом. Пришлось быстро учиться стрелять, а то ж в лётной школе особо не до этого было, сами понимаете.
– Ну, с вами всё понятно, – усмехнулся Остроухов. – А ты, Андрей, с ними что ли?
– Да не, – отозвался старшина. – Я уже границу переходил, пока они Севастополь освобождали. В Берлине войну заканчивал.
– Ух ты! Рейхстаг брал? – чуть ли ни хором спросили собеседники, глядя на него с удивлением.
Тот усмехнулся:
– Ну, почти. Наш взвод закрепился в доме неподалёку. Там до рейхстага недолго идти было, да всё приказа нам не поступало. Наш лейтенант, конечно, очень рвался на штурм, но, вот, не довелось…
Тут, у него на глазах выступили едва заметные капли.
– А лейтенант-то наш… уже Победа наступила, мы готовились уходить из города…, и его снайпер застрелил… двадцать один год парню был….
За столом все помрачнели.
Тем временем, симпатичная официантка уже поставила на стол бойцам бутылку грузинского коньяка, стаканы, блюдце с нарезанными яблоками и ещё небольшую тарелочку с четырьмя бутербродами с маслом и красной икрой.
Остроухов открыл бутылку и принялся разливать светло-коричневое содержимое по стаканам.
– Давайте, товарищи, – поднял он бокал, – за тех, кто погиб, защищая нашу Советскую Родину…
Все они поднялись и, не чокаясь, залпом выпили то, что было налито.
Безруков принялся есть бутерброд, Знахарев пока ещё сидел с угрюмым лицом, а Донцов спросил:
– А ты, Сенька, где воевал?
– На Украине. Я туда из училища пришёл, там же и комбатом стал. Хех, представляете трагедию, – ещё даже лейтенантом не стал, а уже батареей командовал.
– Перебило всех?
– Ага. Ночью наша батарея готовилась стрелять, а тут фрицы-диверсанты нагрянули. Капитана сразу же положили. Мы в бой – лейтенанта тоже подстрелили. Ну, я один из офицеров остался. Немцев-то мы одолели, а батареей командовать надо, у нас же операция по плану, а тут на грани срыва! Но, нет, отстрелялись как следует! Половину укреплений им разнесли. А я, представляете, вообще толком не понимаю, что делать, у меня солдат мало осталось, мне двадцать лет, а тут командовать надо! И без того страшно, так ещё это…