Разрыв. Грохот. Дым. Пол под ногами заходил ходуном. С противным треском вспучились, вылетая из пазов, паркетные доски. В комнату за стеной ударил выстрел из «граника». Очередной штурм «чехов» захлебнулся, и теперь они методично расстреливают здание из гранатометов, пытаясь поджечь его, нащупать в нем нас. Пятый час мы уже живем не мыслями, а какой-то звериной интуицией, чутьем. Дежурные расчеты перебегают в облаках пыли, побелки и дыма из одной комнаты в другую, увертываясь от гранат, предугадывая, предчувствуя их полет, волю пославших их стрелков. Изредка мы огрызаемся выстрелами снайперов, короткими очередями. Чаще всего это у нас получается. Но не всегда. Полчаса назад в подвал на руках отнесли солдатика-десантника. Разрыв достал его, когда он был в дверях. Граната разворотила перекрытие над его головой, ударная волна бросила его на стену, нашпиговав плечи и спину осколками.
Доктор внизу сейчас откачивает его, не дает свалиться в шок. Но лекарств все меньше, а тел на заскорузлых от крови носилках и лежаках все больше…
На рассвете, едва сумерки растворились в серой дождевой хмари, «духи» пошли на штурм. Гранатометы били так густо, что разрывы сливались в какие-то чудовищные очереди. Казалось, дом вот-вот рухнет, сложится, как карточный домик. От десятков впивающихся в него гранат он уже не просто вздрагивал — он ходил ходуном. Трещали, лопаясь, стены. Глухо, утробно скрипели перекрытия. От дыма и пыли вновь стало темно. Казалось, никто и ничто не уцелеет в этом аду.
И тогда они пошли. Умелые, чуткие. Перебежками, перекатами серые тени наползали на «периметр» — линию обороны. И когда уже казалось, они ворвутся, затопят здание своими телами, крепость ожила.
Из мешанины разбитых, раскрошенных бетонных блоков в упор, кинжально и беспощадно застрочили пулеметы, разрубая, отбрасывая, распиная на асфальте тела. Из дыма и пыли, заволокших провалы окон, по улице ударили гранатометы, выжигая огнем, выгрызая осколками ее пустоту. Густо застучали автоматы, перекрывая их треск, оглушительно ахнула пушка БМП, за ней «крупняки» бэтээров.
Из шедших на штурм не уцелел практически никто.
Здорового, бритого налысо «чеха» с «пэкаэмом» наперевес, всего в пулеметных лентах, напополам разрубил в поясе снаряд БМП, отбросив туловище на десяток метров от ног. И там, еще не осознав, что он уже труп, «дух» привстал на руках, удивленно разглядывая мешанину пулеметных лент и сизых внутренностей под собой. Через мгновение он уже был мертвым обрывком плоти.
Гранатометчик — сухой, невысокий, тоже бритый налысо — еще успел опуститься на колено, ловя в прицел цель. Но пуля снайпера, как ножом, срезала голую крышку черепа, разметая во все стороны мозги. Опрокидываясь, падая, его пальцы еще успели нажать на спусковой крючок, и граната умчалась куда-то в дождевое, сочащееся водой небо, а сам гранатометчик был отброшен ушедшей под спину реактивной струей на плиты «периметра».
Молодой безбородый «чех» зигзагами бросился к спасительным стенам, пытаясь увернуться от пуль, спастись. Но буквально набежал на гранатометный разрыв, и там, в этой вспышке, сдетонировали «воги» в его «разгрузке». Когда пыль и дым рассеялись, на асфальт валились тут и там какие-то дымящиеся сырые ошметки.
Спустя пару минут все было кончено. Улица опустела. На асфальте в нелепых позах валялись полтора десятка боевиков.
Гарнизон торопливо рассредоточивался по укрытиям. Дежурные расчеты маскировались на НП — наблюдательных пунктах. Наступал черед «духов». И они не заставили себя ждать.
Мстя за неудачу, за гибель своих воинов, «чехи» били из всего, что только могло стрелять. Трещали разрывы подствольников, ухали «граники», грохотали минометы. Под их прикрытием «духи» бросились вытаскивать тела убитых.
Один из чеченских милиционеров — ПОЖИЛОЙ усатый капитан из охраны МВД — разложил трубу «Мухи». И, выждав небольшую паузу в стрельбе, выскочил из подвала, перебежал к амбразуре в бетонных блоках и, прицелившись, ударил куда-то по улице. Разрыв и чей-то крик — попал! Пригибаясь, милиционер бросился к укрытию. Здесь, на пороге, его и достала пуля. Снайпер ударил точно под левую лопатку.
Еще несколько секунд он был жив, силясь что-то сказать на руках своих товарищей, но губы больше не слушались его, и он обмяк, глаза остекленели. Тело капитана бережно, словно это могло что-то изменить, перенесли на руках во внутренний двор, где в гараже лежали тела убитых.
Один из чеченцев-милиционеров остался с ним. Присел на корточки, сложил перед собой ладони книжкой и зашептал восточную молитву: «Иля-басмиля…».