— Где ты видел батальон «чечей»?
…Капитан прав. Чеченцы группами больше десяти-пятнадцати человек не воюют. Это, так сказать, ударный отряд. А чаще — трое-пятеро. И обычно родня.
На ящике из-под «Мух» фельдшер бинтует левое предплечье какого-то солдата. На белом бинте ярко проступает кровь.
— Сейчас? — спрашиваю солдата. Тот кивает, кривя от боли губы.
— Сильно?
— Нет, — отвечает фельдшер. — Чуть мазнуло! Кровит только…
В Грозном не найдешь сегодня офицера или солдата, не побывавшего под огнем у своих. По своим кроют все: авиация и артиллерия, танки и снайперы. Сейчас меньше, в первые дни — больше.
Войска, брошенные на штурм города, без четкого взаимодействия, организации единого боевого управления, связи заблудились, перемешались и практически остались в одиночестве. Никто не знал, где соседи, где противник. В такой неразберихе побеждают простейшие инстинкты — бить по всему, что движется. И били. Еще как били.
Командир мотострелкового полка подполковник Владимиров давно прошел здесь фазу страха за свою карьеру. И потому предельно откровенен.
— Когда я слышу рев самолета — меня просто колотит. Авиация работает преступно плохо. Артиллерия чуть лучше. Любое передвижение по городу — это однозначный огонь своих. А уж если это в темное время суток, тут и до расположения своих батальонов можно не дойти. Люди измотаны и взвинчены до предела. Полк десятые сутки в городе. Вошли деблокировать окружение после «новогоднего штурма» части. Сюда пробивались четверо суток. Тут вроде бы как дралась в окружении сводная бригада из Сибири. Так и стоит где дралась, — и комполка кивает в сторону окна. За узкой бойницей — небольшая площадь, на ней сюрреалистический пейзаж. В беспорядке, как на детской площадке игрушки, на площади замерли в самых причудливых формах десятки танков, бээмпэ. Взгляд выдергивает из общей массы невиданную конструкцию. Танковое шасси, вычурная башня, направляющие ракет, колпак локатора, стволы пушек по бокам.
— «Тунгуска», — объясняет командир, — новейший войсковой пэвэошный комплекс. — Какой мудак пригнал его сюда и зачем — ума не приложу.
Это беспорядочно разбросанное стадо сожженной техники подавляет и угнетает.
Сколько же здесь ее?
— Танков мы насчитали восемнадцать. Бэтээры не считали. Там за поворотом еще пара «шилок» стоит.
— Когда их?
— В новогоднюю ночь…
* * *Когда-то мы узнаем имена тех, кто 31 декабря 1994 года сделал навеки черным днем Российской армии. Когда-то мы узнаем их имена, но сегодня надо знать правду о том, что произошло в ночь с 31-го на 1-е. В новогоднюю ночь в городе Грозном.
Дивизии и бригады в считаные часы дошли до центра, после чего встали, «выполнив задачу». И тогда начался ад. С верхних этажей, из подворотен в колонны ударили сотни гранатометов. Смертельно опасные в поле, но беззащитные, неуклюжие в городе, танки, бэтээры вспыхивали один за другим. По свидетельству уцелевших, колонны уничтожались за минуты.
Трагедию усугубляло то, что войска имели жесткий приказ: «От техники не отходить, в дома не входить!» — найти бы идиота, отдавшего его! Экипажи, пехота, боекомплект — все было в технике. Никто не прятался, не рассредоточивался. Гранатометчики били с крыш, куда даже при максимальном угле возвышения танковой пушки просто не достать. Это было избиение.
Из нескольких сотен танков, БМП, БТР, САУ, вошедших в город, обратно вышли единицы.
Лгут и ерничают «демжурналисты» о том, что техника у нас некачественная. У тех редких танков, которые смогли вырваться, меньше пяти попаданий из гранатомета автор этих строк не насчитал ни у одного. И практически ни у кого не был израсходован даже наполовину боекомплект.
— Я не видел целей, — сказал мне один из танкистов, — а те, которые видел, достать не мог. У меня танк, а не зенитная пушка, чтобы стрелять вверх…
От мотострелкового полка, прибывшего из Самары, осталось несколько офицеров и чуть больше десятка солдат. На девятые сутки в расположение наших войск вышел капитан Евгений Сурин и с ним шестеро солдат — все, что осталось от стрелкового батальона.
От танковой роты на улице Орджоникидзе остались в живых только двое рядовых — москвич Андрей Виноградов и Игорь Куликов из Лобни.
Это было преступление и безумие — загнать в город, напичканный боевиками и оружием, колонны войск. Но грачевские генералы сделали это. Позор им и презрение.
* * *За двое суток новогодних боев мы понесли чудовищные потери — больше тысячи убитыми и пропавшими без вести.
Даже воздушно-десантные войска — элита армии, единственные действительно боеготовые части на этой войне, за эти три недели боев до Нового года потеряли убитыми двадцать шесть человек, а за двое суток, 1–2 января, — больше восьмидесяти.